Хикэру с чайного столика залез на колени Кэзухико, и они целовались, как в первый раз, потому что он во многих смыслах был первым. Потом настал черед мягкого ковра, ванной комнаты, постели в просторной спальне. Кэзухико жадно прижимал Хикэру к себе, прятал в углах, закрывал одеялом, собственным телом, крыльями, которые были теперь такой же частью его сущности, как голова или руки. Вместе с телом они восстановились за три дня, что он провел без сознания.
Все закончилось, когда Мев постучала в дверь. Они разошлись, но на прощанье Хикэру сказал:
— Тебе не обязательно показываться на глаза другим, если ты не хочешь.
Поэтому остаток дня Кэзухико ждал ночи. Он скользнул тенью мимо Мев, которая не заметила его, даже когда столкнулась взглядом с его глазами. Потом прошел к лифтам и беспрепятственно спустился вниз. Вышел из дворца.
Центр Метрополиса постепенно восстанавливался. Город, пораженный атакой Такаюки, приходил в себя. Большинство жертв оклемалось в больницах, пара убитых навлекли на себя беду сами, неосторожно действуя в условиях давки. В новостях их семьям сочувствовали, но Кэзухико знал, что в городе, особенно в трущобах, люди решат, что бедняги сами виноваты в своей смерти.
Было еще одно важное дело, которое он не завершил, когда получил свои крылья. Кэзухико хотелось подняться в дом Хикэру, но они уже виделись днем, и дело было важнее сиюминутного удовольствия. Он подошел к ближайшему люку, открыл его и нырнул вниз.
Здесь по-прежнему воняло, первые шаги он проделал в кромешной темноте, которую новое зрение позволяло преодолеть небрежным усилием. Затем вышел старик. Рядом с ним топал, стараясь успеть, молодой каппа, который нес сразу два светильника. Старик опирался на трость.
— Я вернулся, — сказал Кэзухико.
— Поменял шкуру? — спросил старик.
— Вроде того, — ответил Кэзухико.
— Зачем ты пришел? — старик хмурил нелепые брови — пару складок над выпученными глазами.
— Раздаю долги, — сказал Кэзухико.
На его ладони вновь разгорелся сине-зеленый свет, и одну искру он поместил в светильник, который держал молодой каппа.
— Передай остальным, что скоро они смогут вернуться домой, — сказал Кэзухико. — Я обещаю.
— Обещаешь? — старик нахмурился еще сильнее. — Когда?
— Через месяц я займу трон, — сказал Кэзухико. — Смогу управлять Вторым Племенем в Империи. Война закончится, люди уйдут из ваших болот.
— Куда ты отправишь их?
— Наверх, — Кэзухико улыбнулся.
— На небо? Убьешь их?
— Конечно, не убью, я ведь не чудовище. У нас еще много места, хватит на оба Племени. Вам нужно подождать до тех пор.
— Мы ждали уже много лет, — ответил старик. — Подождем еще немного. Когда ты пришел сюда первый раз, мальчик, я думал, ты не переживешь и года. Теперь мне кажется, ты переживешь нас всех.
— До встречи, — сказал Кэзухико, повернувшись спиной к старику.
У него была еще целая ночь, пока Мев охраняла пустую комнату, по часам меняясь с менее внимательными охранниками.
Метрополис засыпал, стекались к высоткам жители центра, перешептываясь о последних событиях, поглядывая в сторону бесполезных Врат. Кэзухико прошел мимо, перешел границу, где уже разобрали центральный завал, и погрузился в трущобы.
По улицам сновали суетливые бандиты, спешащие домой до темноты дети, женщины и мужчины с пакетами, машины. Кэзухико видел город целиком, от границы до границы, слышал биение сердец живущих внутри людей и нелюдей.
Он подошел к родному дому и остановился в паре шагов с удивлением обнаружив, что рядом стоит еще один человек. Изаму сгорбился и глядел на полуприкрытую дверь, не решаясь войти. Кэзухико с трудом удержал себя от желания успокоить его. Из дома вышел Чи — он увидел Изаму, подошел к нему и обнял, и пока старик молча обнимал его в ответ, Чи смотрел точно на брата, спрятанного в тени городской изнанки. На его заплаканных глазах сияла улыбка.
Оставалось последнее место, куда нужно было зайти. Последний долг, который Кэзухико не думал когда-нибудь отдать, потому что он обошелся госпоже Рей в целую жизнь. Многие называли ее пророчицей, но Кэзухико и другие скептики не верили в этот дар. Считали, что кое-кому нужно поумерить пыл в своей преданности наставнице.
Дом пустовал. Здесь побывали жители трущоб, но кострища были заброшены — должно быть, полиция гоняла непрошенных гостей.
Кэзухико подошел к алтарю. Кто-то принес сюда трубку. Хикэру, Джун или Чи — это было неважно. Он коснулся трубки и вспомнил госпожу Рей, которая дважды плюнула на прощанье и спасала его жизнь столько раз, что невозможно было сосчитать.
Потом, сделав шаг назад, он присел на пол в старомодном глубоком поклоне, которые госпожа Рей обожала. Ему показалось, что мимо скользнул призрак, но ухватить его Кэзухико не сумел.
— Прощайте, госпожа, — сказал он, перед тем как выйти из ее дома.
Хикэру встретил его в том самом халате, который был на нем, когда они познакомились, немного растрепанный, с мокрыми волосами.
— Ваше высочество, какая честь! — воскликнул он, широко распахивая дверь.
— Прекрати издеваться, — попросил Кэзухико. Он прошел в комнату, закрыл за собой дверь и бросился к Хикэру, но демон ловко увернулся, в последний момент отступив на шаг в сторону. Кэзухико остался ни с чем, недовольный, почти злой, а Хикэру рассмеялся.
— У меня для вас есть подарок, ваше высочество, — сказал он, продолжая смеяться. — Дождитесь, когда высохнут волосы.
— Хотя бы выпить налей, негодяй, — ответил Кэзухико.
Ему понравилось, что Хикэру не налетел на него с распростертыми объятьями — это было бы скучно. У них впереди были чертовы годы тяжелой работы, и переживать их вот так? Да, любовь и привязанность — отлично, но Кэзухико помнил, что не они стали причиной, по которой он согласился на сделку с дьяволом.
Перед тем как скрыться из виду, Хикэру поставил перед гостем бокал виски со льдом. Во всем: в небрежно распахнутом халате, в напитке — везде было двойное дно. Напоминание, обещание.
Виски обжигал горло, Кэзухико подошел к окну, где впервые увидел крохотные улицы Метрополиса, заворожившие его настолько, что он потерял голову. Или дело было все же в халате?
— Готов, мой хороший? — спросил Хикэру, выходя из комнаты. Он провел там совсем немного, но его волосы были тщательно расчесаны, убраны в косу за спиной, а вместо халата он носил черный костюм.
— Что ты собрался делать?
— Увидишь, мой хороший.
Хикэру взял Кэзухико за руку и повел из квартиры к лифту. Они поднялись на последний этаж, Хикэру открыл дверь на крышу.
Над ними раскинулось звездное небо Метрополиса. Городской свет искажал его, но зрение демона позволяло прорваться сквозь морок электрического освещения. Звезды были так близко, что можно было взять одну и положить в карман.
— Мне даже не пришлось платить за это, — сказал Хикэру. Его рука указывала на пару спальных мешков, которые лежали рядом со входом.
— Ты хочешь что-то сказать этим? — спросил Кэзухико. Последний глоток виски проник в него, он поставил стакан на высокий борт крыши, подошел к Хикэру и поцеловал.
Больше они не разговаривали, потому что все, сказанное вслух, превращалось в обман, сразу или через несколько дней. Хикэру когтями разорвал одну из подстилок, а его крики можно было услышать с соседней высотки, и это было лучшим доказательством искренности, чем любые признания и клятвы.
Кэзухико держал любовника за длинную косу, заставляя прогибаться глубже, замирать без движения или двигаться быстрее. Раздирал белоснежную рубашку вместе с кожей, кусал спину, оставлял на бедрах синяки. Потом, устав от бешеного ритма и частой смены поз, Кэзухико лег на спину, глядя в горящие далеким огнем глаза, которые казались еще одной парой звезд на ночном небе.
— Ты же знаешь, что я люблю тебя? — спросил Кэзухико, когда Хикэру очнулся от оргазма в его руках и лег сверху.
— Я догадывался, — ответил Хикэру, положив голову ему на грудь, туда, где билось горящее сердце.