— Так мы не в курсе… — растерялся Мамору. — Ты в курсе?
Ичиро молчаливо помотал головой. Он говорил меньше напарника, и Тошайо чувствовал, что это связано со шрамом, который рассекал левую щеку на две ровных половины. Так выглядели зажившие порезы. Стычка в трущобах? Вполне возможно, что так, но больше похоже на травму во время выполнения долга. Такой порез удобно делать мечом, а ими в трущобах не пользуются. Куда чаще в дело пускают пистолеты, а если хотят запугать или испортить лицо — кастеты. Спрашивать Тошайо не стал.
— Часы, те, что отбивали полночь, тоже были куплены для библиотеки? Где они сейчас? Их забрала полиция?
— Полиция? Да они ничего брать не стали. Сняли здесь все, фотографий наделали и ушли. Главное-то — труп, так? Часы в другой комнате, там, где обычно ужинают, — объяснил Мамору.
— Прекрасно, туда мы и отправимся, — решил Тошайо.
За окном темнело. Он решил, что останется ночевать в доме, дождется полуночи и проследит, что происходит, когда раздается зловещий звон.
Часы, впрочем, совсем его не впечатлили. В отличие от некоторых масок и амулетов из библиотеки, они казались мертвыми. От них исходил самый обычный запах старого дерева, лака и полироли. Тошайо открыл дверцу, присмотрелся к металлу — ничего необычного. Стрелки были украшены серебряной гравировкой, а серебро духи не выносили. Впрочем, о духах Тошайо почти не думал. Если бы госпожу Акеми убил злой дух, его могущество должно было быть столь сильным, что окружающие люди пострадали бы тоже. Они бы почувствовал холод, необъяснимый ужас, многие упали бы в обморок, некоторые — тяжело заболели. Но никто не пожаловался на плохое здоровье, а точечные удары никогда не были сильной стороной злых духов. Так действовала другая нечисть, но забраться так высоко и действовать незаметно на глазах у десятков здоровых людей не смогли бы ни упыри, ни даже вампиры. Зомби попросту не пустили бы в дом, да и какому зомби придет в голову тащиться за едой в эдакие дали?
Речь шла об убийстве. Просто так от неясных причин люди не задыхаются. Вернее всего было точное заклинание, составленное таким образом, чтобы его действие активировал конкретный звук. Для этого заклинатель должен был хорошо помнить звук и прекрасно разбираться в чарах, в особенности — в проклятьях. Тошайо мог бы поставить на кицунэ, но они никогда не играли так грубо. Кицунэ скорее заставила бы госпожу Акеми прилюдно опозориться в нужный час, а сама исподтишка хихикала бы в свое удовольствие. Месть? Возможно, месть, но с мотивами разобраться можно будет позже, сначала Тошайо хотел исключить как можно больше существ из списка подозреваемых.
Разумеется, каппа и другие мелкие божки не стоили внимания. Жизнь певицы могла бы оказаться в их руках лишь в том случае, если бы госпожа Акеми наступила в их болотце, была совершенно одна, до смерти перепугана или уже проклята, то есть уязвима во всех смыслах. Вервольфы и другие меняющие облик нечистые существа не использовали чары по отношению к своим жертвам. Смерть, сама по себе, не была нужна им. Если бы вервольф захотел убить ее, она умерла бы в переулке или в коридоре своего дома, и полиция не сомневалась бы, кто это сделал: съеденное сердце и другие внутренние органы, звериные укусы и следы — не ошибется даже ребенок.
Все сводилось к одержимым и высшим существам, с которыми Тошайо до сих пор не имел дела, поскольку был экзорцистом младшего ранга и не мог самостоятельно искать встречи с ними. Госпожа Рей, если ей будет угодно, сама найдет его и назовет экзорцистом среднего ранга, вот тогда он начнет преследовать демонов, личей и прочих монстров, скрывающихся в тени. Если госпожу Акеми проклял демон, Тошайо не найдет никакой связи с часами. В таком случае часы окажутся лишь декорацией, чтобы придать драматизма смерти.
Оставалось надеяться, что дело связано с одержимым. Тошайо никогда не выдвигал эту версию первой, чтобы не ошибиться, когда столкнется с чем-то серьезным. Он всегда рассматривал все варианты, и только в последний момент мысленно соглашался с тем, что одержимость духом — самый подходящий вариант.
Несколько раз скрупулезность спасала его, а за единственную небрежность он поплатился шрамом на животе. Тогда он столкнулся с они, здоровенной тварью с огромной дубиной, которая пряталась в подвале заброшенного склада. Все указывало на действия одержимого, и Тошайо отправился на склад налегке: в его руке были зажаты палочки с благовониями, чтобы расправиться с работой поскорее. К счастью, он успел отреагировать, отскочил, спрятался, взял противника измором и обездвижил с помощью чар, а потом вызвал подмогу. Ему было всего четырнадцать лет, и никому не пришло в голову поднимать мальчишку на смех, но позор и стыд терзали несколько дней даже без чужой помощи.
— Вы не голодный, господин экзорцист? — спросил Мамору.
Настоящего голода Тошайо не испытывал, но понял по виду охранников, что они хотят есть, и что они не оставят его одного на месте смерти другого гостя.
— Хорошо, давайте перекусим, — согласился Тошайо.
Оказалось, что еда была готова уже давно. Пришлось разогреть три порции лапши, которую Тошайо ненавидел, с овощами и рыбой. Он ел рис, запивал рыбным бульоном и мог позволить себе сладости перед сном, но жаловаться на еду в чужом доме было неприлично, поэтому он все съел, поблагодарил Мамору и Ичиро, а потом попросил их вернуться к часам.
За окнами было уже темно с оговорками на искусственное освещение Метрополиса. Тошайо снова осмотрел антиквариат. Его уверенность в том, что часы лишены энергии, сменилась множеством вопросов. Теперь звуки, которые они издавали, напоминали биение сердца, а легкий скрип древесины — глубокие вздохи человека, который только что проснулся и теперь хочет как следует перекусить. Звуки намекали на древнее проклятие или заточенный внутри дух.
— Откуда я могу принести подушку и одеяло, чтобы лечь здесь? — спросил Тошайо.
— Прямо здесь? — не поверил Мамору.
Пришлось долго уговаривать охрану оставить его наедине с часами на ночь. Мамору убеждал, что защита гостей господина Хикэру — их работа, Ичиро молчаливо, но грозно соглашался с коллегой, а Тошайо возражал им, что именно его позвали в дом, чтобы он обеспечил безопасность. В конце концов, охранники отступили, но сказали, что собираются дежурить по очереди всю ночь, и будут подходить к двери, чтобы проверить, все ли в порядке. Тошайо согласился, потому что не собирался спать.
К одиннадцати часам на стрелках проявились алые штрихи, к половине двенадцатого Тошайо начал чертить защитные руны на полу, чтобы не оказаться безоружным перед противником. Звать бесполезных в складывающейся ситуации охранников он не собирался. Хватит того, что они сбегутся на шум, если у него не получится сработать чисто. Лучше обойтись без посторонней помощи, когда не знаешь наверняка, с чем придется столкнуться. Сильные проклятья хорошо перекидываются на посторонних, а развешивать на каждом охраннике защитные амулеты не хватит времени и сил. Разве такие добровольно спрячут у сердца сушеную куриную лапку?
Отодвинуть из центра массивный стол для званых ужинов в одиночку Тошайо не мог. Столешница оказалась выполнена из натурального дерева, поэтому весила больше, чем демон они, с которым когда-то сражался Тошайо. Зато можно было убрать лишнюю мебель: стулья, подсвечники, подставки для старинных книг и табличек — все, что могло попасть под руки во время боя.
Стрелки показывали без пяти минут двенадцать, Тошайо сверил их с собственными часами и убедился, что время было точным. Во всяком случае, часы недостаточно разумны, чтобы предугадать его появление и сжульничать. Возможно, их прокляли, и что-то — почему бы не сама госпожа Акеми с ее народными песнями — спровоцировало проклятье. Бывали вещи и пострашнее, когда люди по недосмотру вызывали к жизни проклятья, призванные истребить целый род — вот где приходилось туго. Тошайо смотрел на грядущий бой с оптимизмом. Оставшиеся пять минут он собирался посвятить молитве.
Встав на колени, сложив перед собой руки, он обратился к Создателю с просьбой послать заблудшей душе утешение и направить ее на добрый путь, просил дозволения защитить людей от зла и приносил прощения за насилие, которое может случиться. Молитвы не были его сильной стороной, он использовал обычные фразы, приготовленные экзорцистами и монахами прошлого, но искренне верил, что Создатель услышит его мысли, намерения и настроение.