Была зима, следующий день после Нового года. У Ноа остались смутные вспоминания о том, что она поздно легла спать. Вокруг носились старшие дети, и она смотрела на них с благоговением. Она была еще слишком маленькой, чтобы участвовать в их играх, и слишком взрослой, чтобы возиться с малышами. Ее это вполне устраивало. Ноа была единственным ребенком и много времени проводила одна.
До нее доходили непонятные обрывки взрослых разговоров, чей-то папа стал говорить слишком громко, и его аккуратно вывели из комнаты. Люди считали вслух, потом радостно кричали и целовались. Шум разговоров вокруг то усиливался, то стихал. Ноа сидела много часов с широко раскрытыми глазами, она устала, но не могла заснуть, пока кто-то не обратил на нее внимание, и тогда отец поднял Ноа своими сильными руками, чтобы отнести в постель. Она устало положила голову ему на плечо, почувствовала, как губы матери скользнули по щеке, и закрыла глаза. В ту последнюю ночь она спала на просевшем надувном матрасе в комнате, полной других детей; со всех сторон доносилось их тихое неровное дыхание, воздух был влажным, от ковра поднимался запах старого алкоголя и собачьей шерсти.
Поздний завтрак на следующий день. Голоса взрослых звучали приглушенно, бодрый вчерашний шум сменился вялым гудением. Дети зевали и капризничали, пока кто-то не делал им замечание. Они задержались, хотя мать хотела выехать пораньше. Однако отец сказал, что до дома всего несколько часов, они быстро туда доберутся, да и Ноа сможет поспать в машине.
Радио, песня. Сон. А потом огонь.
Спросонок Ноа не могла отвести глаз от деревьев, ворвавшихся внутрь сквозь разбитый прозрачный люк на крыше машины. Они трепетали и пульсировали, горячие и красные, в такт биений ее сердца. В машину забралось чудовище, которое с громким злобным воем поглощало все вокруг. Ноа слышала, как кричит ее мать, сражавшаяся с ним. Отец не сказал ни слова; он уже потерпел поражение. Ноа не видела чудовище, ее голова не хотела поворачиваться. Однако девочка слышала, что оно пожирает ее родителей и подбирается к ней. Она ощущала, как его горячие пальцы гладят ее ноги, тянутся к волосам, пытаются крепко обнять. Чудовище было подобно гигантским змеям, обвивающимся вокруг своих жертв и проглатывающим их целиком. В ту минуту, когда жар тянулся к ней, она представила его сухую чешую и огромную, широко раскрытую пасть…
В самый последний момент Ноа вырвали из объятий чудовища. Внезапно она оказалась на жутком холоде, почти столь же ужасном, как жар. Снова послышались крики, кто-то подхватил ее ледяными руками. Она все еще ничего не видела — глаза стали слишком влажными — и никак не могла выйти из оцепенения.
Иногда сон длился до самого конца. Но чаще Ноа просыпалась в тот момент, когда чудовище нависало над ней. Всякий раз она хотела изменить сон, сделать так, чтобы чудовище сожрало и ее. Так было бы лучше по многим причинам.
Однако сегодня Ноа проснулась, как только упала на снег. Она сразу села, с недоумением глядя по сторонам и не понимая, почему спала в одежде. Потом вспомнила: операционный стол, квартира, которую она сняла…
Она продолжала дрожать, хотя была накрыта тремя шерстяными и стеганым ватным одеялами, а температура воздуха поддерживалась на двадцати семи градусах. Ноа встала, накинула одно из одеял на плечи и перевела указатель термостата вверх. Затем заглянула в холодильник, но сэндвич выглядел еще менее привлекательным, чем накануне.
Часы над обогревателем показывали три ночи. Ноа потянулась. Она проспала пять часов, но ей казалось, что сон продолжался несколько дней. Она взяла лэптоп и растянулась на диване. Интересно, как поживает Линукс,[8] злобный дикий кот, который повадился забираться на карниз за ее окном вскоре после того, как она поселилась в квартире? Ноа решила, что предыдущий квартирант его кормил. Кот сидел там часами и укоризненно на нее смотрел. Она не выдержала и стала каждый день ставить ему миску с сухим кормом. Кот отказывался входить в квартиру, но, если погода была хорошей, грелся на солнышке, свесив лапы с карниза. Однажды он даже позволил Ноа себя погладить.
Линукс, решила Ноа, был специалистом по выживанию — значит, у них много общего. И, хотя он всегда выглядел голодным и худым, она не сомневалась, что поблизости имелись полдюжины человек, которые охотно его кормили. Впрочем, она решила, что сейчас не станет о нем тревожиться.
Ноа проверила электронную почту. От Валласа новых сообщений не было — значит, его больше не интересует «Проект Персефона», либо он на нее разозлился. Ноа пожевала губу, решая, стоит ли ему написать. Конечно, она могла послать ему другие файлы. Однако ее беспокоило, что станет с ними делать /АЛЬЯНС/. Но сначала она решила побольше узнать про странный проект и дочитать до конца файл, названный ее именем.