Для них все обстояло даже хуже, чем для Джереми, — они понимали, что происходит. И очень часто, когда приближалось к концу время визитов, тихо плакали. Начинали те, кто еще сохранил разум, потом к ним присоединялись остальные, лишившиеся способности воспринимать окружающий мир, объединяясь в жуткий обвиняющий хор.
Питер каменел и молча слушал их плач. Открывались и закрывались двери, появлялись медсестры, больным делали успокаивающие уколы. Медленно, один за другим, смолкали их голоса…
Он отбросил воспоминания прочь. Все дело в том, что Ноа не выглядела больной. Никто, заболевший ЧУИМ, не мог так есть, как она. Как правило, они вообще ничего не ели.
— Что-нибудь нашли? — наконец спросил Питер.
Оба удивленно подняли головы, словно забыли о его существовании.
— На самом деле, многое, — с улыбкой ответил Коди, заморгал и потер глаза. — Послушай, сколько сейчас времени?
— Почти девять, — ответила Ноа, не отрываясь от монитора.
Коди застонал.
— Черт подери! Завтра в пять утра я должен выйти на работу. У тебя еще остался суп, Педро?
— Я могу сделать, хочешь? — спросил Питер.
Ноа слегка покраснела и покачала головой, и ему стало не по себе — ведь он невольно напомнил ей о том, как она ела в кафе.
— Ладно.
— Я кое-что запишу, пока ты готовишь суп, — сказал Коди. — Мне кажется, я начинаю понимать, что они пытаются сделать.
Через пять минут они снова сидели в гостиной. Коди разложил бумаги на несколько стопок. Принтер, наконец, смолк. Ноа устроилась на полу, на подушке, и Питер смог занять диван. Он скрестил руки на груди, глядя, как Коди дует на ложку, чтобы остудить суп.
— Ты что-то сюда добавил?
— Немного приправы, — ответил Питер.
— Ты меня балуешь, — с улыбкой сказал Коди. Повернувшись к Ноа, он спросил: — Ты когда-нибудь пробовала запеченную в духовке курицу, которую он готовит?
Ноа покачала головой.
— Ничего лучшего я не ел.
— Ладно, давай к делу, — нетерпеливо сказал Питер.
Он немного стеснялся своей любви к стряпне, и мало кто знал, что он умеет готовить.
— К делу, — ответил Коди. — Pestilitas Масrа Adulescens,[40] более известная, как ЧУИМ. Первый случай зарегистрирован немногим больше семи лет назад. С тех пор ею заболело более ста тысяч подростков, и это число постоянно растет.
— Мы все это знаем, — нетерпеливо перебил его Питер.
Коди приподнял бровь, и Питер замолчал.
— На основании того, что мне удалось сейчас узнать, люди из АФРМ исследуют ЧУИМ.
— Экспериментируют на таких подростках, как я, — с горечью добавила Ноа.
— В распечатанных документах ни о чем не говорится прямо, — продолжал Коди. — Они называют испытуемых по номерам, а не именам — и здесь появляется некая странность, а именно то, как они оформляют данные.
— В каком смысле? — спросил Питер.
— Складывается впечатление, что половина людей, работающих над «Проектом Персефона», не знает, что испытуемые — люди. Речь идет об абстрактных понятиях.
— Абстрактных? — Ноа нахмурилась.
— Они фиксируют лишь выводы. Там нет деталей, сообщается лишь основное: что они пытаются выяснить, как проводится испытание и каковы результаты. Примерно так. Поэтому часть из людей, занятых в проекте, думает, что когда-нибудь результаты их исследований будут опубликованы. На самом деле этого не будет никогда.
— Потому что эксперименты ставятся на людях, — сказал Питер.
— Совершенно верно. — Коди указал на стопку листов, которую положил справа от себя. — Здесь собраны «абстрактные» данные. А эти люди — он указал на стопку, лежавшую у его левого бедра, — прекрасно знают, что они делают и с кем работают. Тут записи врачей, которые фиксируют основные показатели состояния организма.
— Так что же они со мной сделали? — нетерпеливо спросила Ноа.
Питер ее прекрасно понимал. Какое значение имеет тот факт, что кто-то не знал об истинных целях «Проекта Персефона», куда важнее понять, что делают с попавшими к ним детьми.
— А здесь все немного усложняется. — Несмотря на усталость, в голосе Коди появилось волнение. — Складывается впечатление, что они сосредоточились на эндокринной системе, в чем нет ничего удивительного. Почти все исследования ЧУИМ делались в этой области.
— А я думала, что болезнь пошла от оленей. Как коровье бешенство, — заметила Ноа.
Коди покачал головой.
— Эта теория признана неверной. Симптомы похожи на болезнь хронического истощения, которой обычно подвержены олени и лоси. Однако она вызывается нарушением содержания белков приона.[41] В настоящее время однозначно установлено, что ЧУИМ не связана с прионами.