— Так и осталась в кустах сидеть?
— Так и осталась, бабоньки, а что делать, с перепугу совсем не знаю, куда и иттить, как домой попасть.
— А волколака боле не видала?
— Видала. Набегался, знать, нагулялся, ближе к рассвету вернулся на поляночку. Упал на землю и лежит, не шелохнется, знать умаялся. Я насмелилась, подошла к нему и говорю по имени: «Еремей!»
— Это что ж за Еремей?
— Пыри пасынок! — Лябзя торжественно объявила самую шокирующую новость и оглядела поочерёдно слушающих.
Те молчали, оглянулись настороженно, нет ли где поблизости самой Пыри или Агнии. Не видать. Новость и впрямь была шокирующая. Хотя, не совсем. С самого появления этого парня в селении ещё младенцем все ожидали чего-то необычного, уж слишком много таинственного окружало его.
— Не зря, видать, молва ходила, что у него волчья лапа, — выдвинула Лябзя новый аргумент.
— Да какая же у него волчья лапа, вроде обычная нога.
— А ты его босиком видала?
Женщины промолчали. Лябзя продолжила:
— Где это видано, чтобы лето всё малец ходил то в сапогах, то в лаптях, то в поршнях, и ни разу босым не бывал. Не зря слух ходил, что лапа волчья.
— Дак волчью лапу одень хоть в сапог, хоть в лапоть, видно будет, что лапа не человечья, а волчья, а у Пыриного парня нога с виду, как нога.
— Видимость это, нет там человечьей ноги. Там волчья лапа.
— Ну, а дальше что? Окликнула его по имени и что? — вернули бабы Лябзю к первоначальной теме.
— Спит он или без чувств, не поняла, а только волчья личина стала рассеиваться, и показалось лицо парня. Еремей это был. Вернулся он вновь в своё обличье. Я потихоньку ушла.
— Как же ты дорогу нашла домой?
— Бабоньки, как ушла с той поляночки, так сразу на знакомую дорогу и вышла. Знать, леший помог.
14
Малой с Ёрой стояли возле деда Яшмы и не решались его окликнуть. Спал пастух под деревом самым сладким сном. Малой поискал глазами свою Ночку, цела хоть? Цела. Ходит с телёнком. Овец и коз не стал даже смотреть, кто их различит в стаде.
Отошли подальше от деда, сели под берёзкой, зашептались:
— Вот уж взаправду, леший пасёт стадо.
Стали ждать. Вскоре дед зашевелился, закряхтел, сел. Увидел ребят:
— А, дружки мои явились! Ну, здравы будьте. С чем пожаловали?
— Здравствуй, дедушка Яшма. Вот сестрица прислала подкрепить силы, — Малой протянул узелок с едой.
— Хвала тебе, Малой. Это кто ж из твоих сестёр проявил обо мне заботу?
Малой не сразу понял, что хотел узнать у него этот странный дед, поэтому промолчал.
Яшма догадался, в чём затруднение, упростил вопрос:
— Кто, спрашиваю, пищу приготовил?
— Ааа! Василиса!
— Василиса? Ну, хвала и Василисе за труд.
Дед Яшма развернул узелок, разложил прямо перед собой снедь.
— Садитесь со мной, ребятки, пообедаем вместе.
— Да не, не хочется.
— Как это не хочется? Разве не знаете, что колдунам отказывать нельзя? Хо-хо-хо, — засмеялся Яшма, показывая редкие полугнилые зубы.
«Слышал!» — переглянулись ребята. Несмело присели напротив деда.
— А что, мальцы, за грибами, за ягодами уже бегали в лес нонешней весной?
— Не ещё. Не поспели ягоды. Да и грибам тятька сказал, что ещё рано.
— Ну, рано, так рано. Только слушайте, ребятки мой, колдуна, наказ, как пойдёте в лес по какой надобности, в сторону колдыбани не ходите. А коли пойдёте, за саму колдыбань не сметь заходить. Поняли?
— Поняли. А почему, дедушка, нельзя за колдыбань заходить?
— А потому, что леший мне так велел вам передать, — глаза деда Яшмы сделались недобрыми. Седые брови сошлись у переносицы.
Ребятам стало неуютно.
— Дедушка, тятька наказал, чтоб быстрее домой вертались.
— Ну так ступайте домой.
Малой с Ёрой поднялись, неуверенно переминаясь с ноги на ногу:
— Прощай, дедушка!
— Идите, ребятки. Малой, отцу кланяйся. И помните, что вам сказал про колдыбань! А ну, коровушки, подруженьки, ворочайтесь от лесу, — дед направился к своему стаду.
Ребята повернули в обратный путь. Шли молча, как вдруг дед вновь позвал:
— Малой! Подь сюда.
Ёра остался ждать, пока Малой за какой-то надобностью побежал к пастуху.
— Дюже вкусно Василиса приготовила обед мне нынче. Передай ей поклон. Да добавь, слово в слово запоминай, дед Яшма, мол, сказал, что кривдой наполнились уши сельчан, напраслину возвели на Еремея. Нехай не верит, а слухает своё сердце. Оно ей верный путь укажет. Запомнил?