Еремей увлёкся, рассказывая о волчьих повадках, о том, какие они умные и отважные. Василиса только дивовалась, даже дед столько о волках не знал.
— Волки, если нашли друг друга, то это уже на всю их волчью жизнь. И главным в стае бывает не только вожак, но и волчица. Когда волчица спит, волк её охраняет, — закончил Еремей свой рассказ.
— Откуда ты столько знаешь?
— А ты не слышала разве мою историю?
— Я слышала про волчью лапу.
Еремей промолчал. Василиса смутилась, постаралась исправить положение.
— Но, наверное, это напрасные разговоры. Да и от кого пошли эти слухи — тоже неясно. Мать твоя, тётка Пыря молчит.
— Нет, не мать эти разговоры развела. Но слухи верные. Смотри.
Еремей слез с коня, сел на пригорок и стал разматывать онучу. Лошадка Василисы тоже остановилась, сама же девушка пребывала в нерешительности. Ей было страшно от неизвестности. Что она сейчас увидит? Волчью лапу?
Но нет, нога была обычной, только слишком белой, Незагорелой. Еремей, казалось, сам на мгновение замер в нерешительности, потом показал подошву. Василиса ахнула. На подошве ноги был чёткий рисунок волка. Голова зверя с оскаленной пастью.
— Что это?
— Сам не знаю, — Еремей стал обуваться. Василиса ждала. Через какое-то время они вновь продолжили путь.
— Что я про себя знаю? Да, почти ничего. Знаю, что четырнадцать лет назад меня, младенца, принесла на руках неизвестная женщина. Кто она? Моя мать? Её никто не видел, не говорил с ней. Она ушла с волхвом. И пропала. Может быть, она умерла? Волхв молчит. Но я слышал, что в той стороне, между востоком и севером, — Еремей махнул рукой, показывая направление, — живёт племя людей, и они называют себя волками. Когда-нибудь я дойду до них.
Василиса и Еремей посмотрели в ту сторону. Леса, леса, леса тянулись к горизонту. Там, в неведомой дали неведомые тайны. Может быть, одну из них им удастся узнать.
25
— Тять, а мы будет птичек выпускать? — первой не выдержала Тиша.
— Будем, сейчас и пойдём, зови всех, — Ивар взял клетки и пошёл во двор.
Птичек было немного, по количеству людей в доме, и ещё одна, случайно попалась, оставили про запас. Во дворе собралась вся семья. Ивар доставал по одной и передавал сначала в жадные и нетерпеливые ручонки младших детей, потом в не менее жадные и нетерпеливые, но скрюченные от старости ручонки баушки, затем — старшим. Напоследок, двух красавцев щеглов оставил себе и жене.
— Айка, смотри не прижми сильно, а то удушишь. Легонечко.
— Ти… ти, — лепетал Айка, и так сжимал жаворонка пальцами, что было ясно, если не поторопиться, птичке будет конец.
Василиса задумчиво смотрела на свою синичку. Маленькая головка с чёрной шапочкой и белыми щёчками нервно вертелась из стороны в сторону. Василиса поднесла её к своим губам, а потом подбросила вверх. Без слов.
Тиша звонко закричала:
Все подхватили весёлые слова и выпустили птиц. Миг, и унеслись они на вольную-волюшку, а люди с улыбками смотрели вслед.
— Тять, а ещё одна осталась. Кто её будет выпускать?
В маленькой клетке сидел чиж. Ивар озадачено поглядел на него, действительно, кому его отдать?
— Тятенька, а можно я Хыле птичку отнесу?
Ивар долго молчал, задумчиво глядя на Тишу. Дружба с несчастной девочкой оказалась для него неожиданной. Ничего доброго от неё он не ожидал. Но и запретить — тоже не по-христиански.
— Можно, — наконец неуверенно произнёс он.
Тиша подпрыгнула от радости и всплеснула руками.
— Только надо дождаться, когда на плетне появится синяя ленточка. Это значит, что Хыля дома одна. Тогда и можно.
Ивар нахмурился. Оказалось, что всё ещё хуже, чем он думал.
26
Глухие удары била разносились над селением, порождая тревогу в сердцах. Только что все были заняты делом, начиналась страда, и, значит, каждая минута дорога. Но враз руки оставили занятия, и все, кто мог ходить, поспешили на площадь.
Впереди бежали ребятишки, за ними люди постарше, в конце еле плелись старики и старухи. Вскоре площадь была переполнена. Места едва хватало. Ещё не зная, в чём дело, люди оглядывались, нет ли где дыма, уж не пожар. Били тревогу.
У била стояла Кисеиха и Кисей. Головы их были опущены.