— Ты гулял с ней до этого?
— Да.
— Дорогое свиданьице, — заключил Фомин.
— Попросил разбудить, как петухи прокричат, — продолжал Павел. — Ушел на сеновал.
— А она где была? — спросил Донцов.
— Со мной.
— А остальные где, тоже на сеновалах?
Павел тяжело посмотрел на Фомина.
— Им уж не отвечать тебе. Где кому пришлось, там и были. Не тронь их.
— Не тронь? Не с женой разговариваешь… — Фомин добавил с усмешкой: — …на сеновале. Нашли время в боевой обстановке.
— Нашли, понимаешь ли, находили, потому что люди.
Фомина раздражал Поярков: «Я тебя допеку, ты еще у меня запляшешь».
— Ты за людей-то не цепляйся, как репей. Про себя говори. — Донцов закурил, будто уж очень устал. — Дальше.
— А ночью она и говорит мне: «Вроде бы ходит кто».
— И ты спал? — перебил Фомин.
— Что тебе надо?
— Отвечай!
— Но что ты спрашиваешь? Да кто ж такое счастье на сон тратит, когда оно все-то с росинку было, и трогаешь ты его, по бумаге мажешь.
— Выходит, не на отдых пришли. Не по этой причине свернули. А говоришь: устали, — и вдруг Фомин сорвался на крик: — Ты их в засаду повел! Говори!
— Как тебе не совестно.
— Совестно в грязи твоей ковыряться.
— Где ж ты грязь нашел? Может, та тебе грязь показалась, что я на фронте месил? Так это ж не грязь. Грязь та, которой ты вот здесь человека пачкаешь.
Донцов сдержанно заметил:
— Осторожнее.
— Это вы поосторожнее.
— Не твоя печаль.
— Как воевать, так моя была. А теперь, значит, и плюнуть можно. Печаль, да какая! А говоришь — не моя.
Донцов распрямился, расстегнул ворот гимнастерки: было жарко. В стекло с зудением билась оса.
— Зря не плюнули бы… Дальше. Она тебе сказала, что вроде бы ходит кто-то.
— Знаете что, пошли-ка вы к чертям со своим разговором. Едем и, где надо, поговорим. Там разберутся.
— Да ведь и там отвечать надо, — сказал Донцов.
Вошла Настенька с тарелкою земляники. Поставила тарелку на стол.
— Ребятишки из леса шли, у них и попросила.
— Женщина ты хорошая. И жаль тебя, ей-богу, — проговорил Донцов.
Запахло земляникой, душисто, горячо, как из-под травы где-нибудь на лесной гари.
— Пахнут-то как! — проговорил Фомин, будто бы даже недовольный, что так пронзительно пахнут ягоды.
Настенька улыбнулась.
— Пробуйте.
Донцов взял за черенок ягоду, отлепил от нее зелено-красный в соку лист.
— Лесная… Люблю! — Донцов кидал в рот ягоды, давил языком и сосал. Придвинул тарелку Фомину. — Пробуй!
Фомин сглотнул слюну и повернулся к Настеньке.
— Один вопрос к тебе… Он в ту ночь, когда их схватили, у тебя был?
— Да… Я ждала его.
Фомин так и вскочил со стула.
— Ждала! Он заранее тебе сказал, что будет?
— Да… Нет, — Настенька вдруг растерялась, не знала, как сказать, боялась, что одним случайным словом все и погубит.
— Так да или нет? — потребовал Фомин.
— Да… Нет… Нет!.. — наконец решительно ответила Настенька.
— А сказала — ждала. Как же это выходит? Верить-то чему?
— Да я его все время ждала. А перед этим был он в Поляновке и сказал, что как-нибудь на ночь зайдет. Я и ждала.
Тут Донцов спросил Настеньку, да так спросил, что потом говорили, что участью менее тяжелой мог бы отделаться Поярков.
— Для полной правды спросить хочу: ты кому-нибудь говорила, что он зайдет? Говорила ты кому-нибудь? — повторил Донцов и уж глаз не сводил с Настеньки, зная, что сейчас все может и решиться, запутать все дело может, запутать, если даже все свалит на какую-нибудь мертвую сволочь. А может, так и было, что сказала кому-нибудь!
— Нет, — ответила Настенька.
Донцов так пристукнул по столу кулаком, что на горлаче с квасом затряслось блюдце.
— Значит, нет?
— Нет.
Павел слушал с опущенной головой. Он и не понял, что случилось и какая надежда была.
«Могли бы посадить только, а теперь… теперь не дай бог, — подумал Донцов. — Но что я жалею? Это из-за нее, из-за Настеньки. Жаль ее, сынка жаль. Хороший мальчонка. С огорода мне мак приносил. Что отец наделал, сволочь, какое горе им сотворил!»
Настенька все еще стояла в избе: она-то почувствовала, что в эту минуту что-то случилось, по тому почувствовала, как Донцов искоса, зло и чуть не со слезами глянул на Павла.
— Ее-то не путайте, — проговорил Павел. — Я все сам расскажу.
Но Фомин остановил его.
— Постой, — и опять обратился к Настеньке. — Он сказал, что на всю ночь зайдет. Что ж, так безопасно было у вас?
— Немцы у нас еще не были, — ответила Настенька.