— А в эту ночь пришли?
— Да… Слышу, вроде бы кто ходит. Паша вышел. Тут это и случилось…
— Всех сразу схватили?
— Паша разве вам не сказал, как было?
— Сейчас скажу.
— А ты выйди пока, — сказал Донцов Настеньке. — Квасок-то какой забористый! Сама готовила?
— Сама.
Только вышла Настенька, как Донцов прошептал зло:
— Говори же ты наконец! Людей мучаешь.
— Я мучаю! Эх ты, Донцов!.. Решил я, что наши ребята встали, раз ходит кто-то. Вышел с сеновала. Темно было. Тихо-тихо. Пора бы идти, думаю. Вышел на улицу, и тут тихо. Свистнул по-соловьиному, как условились. Раз, другой, а на третий меня за глотку схватили да в рот мне кепку мою и запихнули. Немцы! Немецкие разведчики, как потом узнали. Один из них по-моему просвистел. И наши ребята идут прямо на них, а я под плетнем лежу. Тут всех и свалили. Вот где глупость-то, неосторожность. Ошибка, а не предательство! Бывало все на войне. Чего не бывало? Упал человек в траву, а сюда и ударила мина. Он же не гибели себе искал.
Развязку этого рассказа ускорил Фомин.
— Утром всех в комендатуру привели сюда, в деревню. А через два часа расстреляли. Так?
— Да, — ответил Павел.
— А ты жив до сих пор?
— Так я бежал, когда вели на расстрел.
— Это тебе дали бежать.
Павел поднялся и сказал Фомину:
— Да ты мразь после этого!
Фомин быстро развернул тряпку и показал портсигар, потускневший, тронутый ржавчиной, раскрыл его.
— Читай!
Павел поглядел на раскрытые створки портсигара и отшатнулся к стене.
— Не может быть!
Фомин медленно подносил портсигар к глазам Павла.
— Читай! Последний крик нацарапан. Читай! Или русские буквы забыл? Читай! Читай: «Поярков предал нас». Так ты бежал?
— Не может быть. Это мой портсигар. Он остался в избе, где нас допрашивали. Как он попал в могилу? Я видел, что он лежал на столе, когда нас уводили. Но как вам докажешь? Кончайте все! И так уж повезло: с сорок второго целых пять лет прожил.
Донцов убрал в полевую сумку бумаги и завернутый в тряпицу портсигар.
— Это-то в могилу не запихнешь.
— Конечно, тут вы не дрогнете.
— А ты, когда Посохина расстреливал, ты дрогнул? — напомнил Фомин.
— Дрогнул… Потом дрогнул, как крикнул он: «Не губи!» А я уж выстрелил. Что-то сказать он хотел. Что?
Донцов вышел из-за стола.
— Задержим тебя пока. Пошли.
— Так просто: «пошли». А может, шутите? Посмеемся да раков пойдем ловить.
Фомин предупредил:
— Руки тебе не вяжем. Но имей в виду: при попытке к бегству…
— Что ж меня тогда в отряде не расстреляли, если я предатель?
— Не всё знали, — ответил Фомин.
— Вы, поди, больше знаете, чем они… А теперь по-мужски: что решили?
— Решаем не мы, — сказал Донцов. — Это другие решают.
— Так стукните при попытке, чтоб и вам и мне мороки не было.
Фомин снял ремень.
— Руки давай.
— Не дам!
Донцов вплотную подошел к Павлу.
— Свалим, слышишь…
Вошла Настенька.
— Что, уже уходите? А обедать?
— Служба, — сказал Донцов.
— А ты, Паша, куда же?
— Выясним, и вернусь.
Донцов и Фомин скрутили Павлу руки ремнем. Донцов, тяжело дыша и потирая сердце, пояснил Настеньке:
— А то боюсь я за него. Хуже б чего не наделал.
Павел рванулся, но поздно.
«При ней… связали…»
Фомин толкнул его в спину.
— Пошли.
Павел вышел на крыльцо. Народ толпился в проулке.
Павел прошел к тележке. Подбежала Настенька. Хотел обнять ее Павел, но только заскрипел ремень, которым связаны были руки.
«И обнять не дали!»
— Я обниму, Паша, милый!
Настенька прижалась к нему.
— А где же Ваня? Ваня где? — встрепенулся Павел и увидел вдруг в толпе глаза в слезах. Чьи это глаза? По косынке узнал: Любины!
Зашумели вокруг:
— Ваня где? Ваня где?
Нет Вани. За дорогой под копну забился.
Павел сел в тележку, рядом с ним — Донцов, а сзади — Фомин.
Тронулась, помчалась тележка. Настенька бросилась вслед по задымившейся пылью дороге и вдруг остановилась, закрыла лицо руками.
— Не домучили…
Люди расходились молча. Только старик Посохин стоял на дороге. Одно слово его, и остановились бы все: знал он такое, чего никто не знал.
«Да, иди, пострадай за кровь невинную, чтоб знал». И поднял руку старик, будто погрозил.
Донесся с лугов далекий Ванин голос:
— Папа… Папочка…
Он бежал за тележкой, пока ноги не ослабли, упал в пыль… Тут и подобрал его Аверьяныч.