— Я расстрелял.
— Ты?.. А ты кто?
— Поярков!
— Шел бы ты, дядя, спать.
— Страшно во сне… Крикнул Посохин: «Не губи!» А я уже выстрелил… Выстрелил. Подбежал к нему. Жив еще был, дышал… «Что ж ты наделал?» Жизнь я загубил, зарыл человеческую жизнь. Человека!.. А дочь его, слышишь, дочь его вчера меня приютила, хлеба дала… Куда подобрались — к атомам! Все разгадали — пламень солнца держим в руках. А решает душа, она решает, она хлеб мне дала. Отчего она хлеб мне дала, убийце? Кто это разгадает? Гляди, он! — вдруг крикнул Павел и показал на дверь. — Он!.. Жив!.. Жив!..
Павел пытался встать. Гармонист обнял его.
— Утихни, браток. Нет там никого. Утихни.
Подошла официантка.
— Закрываем. Веди его.
Дверь уже заперта на засов. С той стороны вдруг кто-то застучал, сильно, с тревогой.
— Откройте!
— Закрыто, — сказала официантка.
— Я только спросить.
Сдвинут железный засов. В дверях Настенька.
— Я только спросить, — сказала она. — Седой человек в ватнике не заходил сюда?
Официантка потеснила ее грудью. Захлопнулась дверь за Настенькой.
Она заспешила дальше, к станции. Где же он? Пятнадцать верст уже прошла, и его все нет и нет.
— Паша, — шептала она. — Паша…
— Настенька… — позвал ее голос.
Пролегала дороженька, на которой встретились они среди теплящейся, медово цветущей ржи.
1963 г.
НЕЛЬЗЯ ЗАБЫТЬ
Таина… Таина. Что-то гибкое и красивое было в этом имени.
— Таина должна прийти.
Таина — и я ждал, еще не зная ее.
Это было в Новый год. Пахло елкой, зеленая, в радужно сверкающих стекляшках, она стояла перед окном, в котором отражались эти огоньки, и там, в черноте за стеклом, тихо падал снег.
Мой друг Костя как раз перед праздником переехал в эту комнату, поменялся, чтоб быть поближе к институту, где он работал.
Уже одиннадцать, а Таины нет. Вдруг зазвонил телефон. Подошла Костина жена — Ольга. Звонила из автомата Таина. Она никак не могла найти дом.
— Хорошо, стой на остановке. — И, положив трубку, Ольга сказала мне: — Тебе придется встретить ее. Она ждет на остановке.
— Но я не знаю ее.
— Будет стоять девушка, подойдешь к ней — и все.
— Ее легко узнать, — сказал Костя. Он торопливо брился. — Не теряй времени. У нее чудесный носик.
Я быстро оделся и вышел.
Было морозно, мерцал на окнах иней. Я спешил: оставалось каких-нибудь сорок минут до полуночи. Но я спешил еще и потому, что хотел скорее увидеть ее. Какая она?
Она стояла у столба. Я сразу ее узнал. Она была в короткой белой шубке, в шапочке, похожей на цветок клевера. Подрумяненное морозом лицо с чуть вздернутым носиком… Она!
— Таина, — сказал я.
— Вы от Кости?
— Да.
Она кому-то улыбнулась и помахала рукой. Я увидел рядом машину. Сквозь стекло разглядел мужчину. Он был молод, без шапки, в мягкой кожаной куртке с меховым воротником. Его глаза прощались и звали ее.
Мы пошли. Под туфлями ее тонко взвизгивал снег. Как радостно было идти с ней! Это была какая-то неожиданная радость, и я не знал, что так бывает.
— Далеко? — спросила.
— Нет.
— Я прождала такси. Все заняты. Я опоздала бы. Тот молодой человек в машине любезно подвез меня. Мы с ним долго искали дом. Он ждал, пока не подошли вы. Теперь он опоздает. Ему далеко ехать.
Я не обратил внимания на ее слова. Но помню, как она замолчала, словно забылась на минуту. Потом узнал, что было скрыто за этим молчанием… Сколько тайн в жизни, и они рядом с нами, но мы не знаем о них до поры, до какой-то минуты…
— Костя говорил мне про вас. Вы его лучший друг. А как вы узнали меня? — спросила она.
— Я как будто видел вас. Нет, не на самом деле, а такой представлял. Даже на самой шумной и людной улице я нашел бы вас.
Она засмеялась.
— Почти то же самое сказал тот молодой человек, который любезно подвез меня.
— Видимо, к концу года все слова были израсходованы, остались только эти. Но после полуночи выдадут новенькие, — пошутил я.
Мы заслышали удары курантов, радостные крики за окнами — и побежали.
— Стойте, — сказала Таина. — Все равно мы опаздываем.
Она сорвала с дерева сосульку и разломила ее.
— Вот наши бокалы. В них шампанское.
Мы подняли сосульки, они были зелено-голубые, чокнулись и стали пить талую, с морозцем, влагу.