— Не спишь? — удивилась Таина.
Она подбежала ко мне босиком, прижалась, и от ее теплой близости я все забыл. Как я мог неверно думать о ней, когда она рядом и так преданно трется щекой о мое плечо.
— Что ты… что ты вдруг выдумал. Это же такой пустяк, господи!
Ложь рождается из страха перед правдой. Но случается ложь и от жалости к человеку, для которого правда была бы слишком тяжела, и он даже счастлив бывает рядом с невидимым обманом.
Незадолго до случая, когда все и открылось, я зашел за Таиной в институт. У меня было два билета на футбол — мы иногда ходили с ней на стадион. Я люблю футбол: сам когда-то играл, до войны.
Я ждал Таину у институтского подъезда. Вышла одна из ее подруг, сказала, что Таина давно ушла домой, отпросилась с лекции: очень болела голова.
Я позвонил домой. Никто не ответил.
Дома ее не было. Уж не случилось ли что? Какая-то тоска притаилась в комнате, я чувствовал, как она притаилась по углам и ждет, ждет…
Таина пришла домой вскоре после меня. Медленно, словно что-то вспоминая, сняла пенившуюся в волосах белую шапочку.
— Я заходил за тобой в институт, — сказал я.
— Я ушла раньше.
Она достала из сумочки тетрадь с конспектами. В этот момент, видимо, и упал на пол железнодорожный билет.
Она пошла поставить чай и наступила на билет… мелочь будто бы. Что такое минута в жизни человека — мелочь? Но из этих-то минут наслаиваются дни и годы. Мелочь и мазок на холсте, но без этих мазков не было бы и картины. Рафаэлевская «Мадонна» сотворена из таких вот мазков.
Без такой мелочи, как билет, я, может, так ничего бы и не знал, может, все и по-другому было бы, и даже этой истории не было бы.
Я поднял с пола билет. Откуда он? Мы ведь с ней не ездили за город. Билет — туда и обратно, сегодняшний. Она куда-то ездила? Но почему молчит?
Я не решился спросить. Я боялся лжи.
Потом она легла и стала читать конспекты. Я заметил, что она глядит на меня. Глаза были задумчивы.
— Что с тобой? — спросил я.
— Не знаю… Посиди возле меня.
Я сел. От волос ее пахло свежестью луга, мне даже почудился запах ромашек.
— Где ты была? — спросил я. — Только не лги. Лучше открытая правда. Мы все можем решить и сделать, а ложь все запутает.
Она тронула мою руку и с грустью, со слезами посмотрела на меня.
— Почему ты решил, что я стану лгать. Нет. Сегодня я сама захотела поглядеть на него.
Как любил я правду! Но как жестока бывает она! «Сегодня я сама захотела поглядеть на него». Она так и сказала. Я не верил. Это была правда, а я не верил. Нет, нет, так бывает, но не может так быть у нас.
— Зачем же тогда мы начали нашу жизнь? — сказал я.
— Я не думала, что так случится.
— Ты любишь его? Ты думаешь о нем?
— Не знаю. С ним я думала о тебе, а сейчас вспоминаю его глаза, когда он вернулся из неба и лег рядом в траву.
— Он летчик?
— Да.
— Как же мы будем жить теперь?
Как жить? Кто скажет?
Почему так случается? Кто виноват во всех этих трагедиях, изъязвляющих наши семьи? Зерно самое губим, а ждем всходы. Зачем творим это? Жизнь виновата? Нет, все зависит от человека — чтоб жизнь была прекрасной. Ради этого человек себя не щадит. А наступает час, о котором мечтали, дите малое не щадим. Человек и виноват, что забыл человека, через человека переступает, ради желаний своих и выгод. А любовь? Есть любовь, и есть выдумка любви, подделка ее, подделка еще глянет в глаза мне, я услышу ее крик. Я не знал еще тогда, что так будет. Что бы я сделал! На все бы пошел. А я все предоставил судьбе и случаю. На случай и судьбу понадеялся.
Некоторые бьются за свое счастье. Доказывают, уличают во лжи или делают что-то необыкновенное, умоляют и проклинают, бегут наконец…
А я надеялся.
Она часто глядела в небо на далекие следы самолетов… Если бы я мог разлюбить ее, я был бы счастлив, так я думал. Но я любил ее. Любил с болью и отчаяньем, как будто навсегда прощался, и только одна минута мне оставалась на это прощание, и я хотел наглядеться, на всю жизнь наглядеться.