Мокрый, в грязи, с измазанными ржавчиной руками, Зарухин вошел в гостиницу, так спешил, что не заметил в дежурке сидевшую за столом Дарью, кинулся сразу к двери в свою комнату.
— Ты здесь, — услышала Дарья, как он сказал Лощину.
«Что-то случилось», — решила она.
Она только что пришла на дежурство — надела розовую косынку, от которой лицо ее просветлело, как перед зарею.
Зарухин крепко прикрыл дверь и щелкнул замком.
Дарья осторожно подошла к двери не из любопытства, а из страха: что-то случилось.
В тишину врезался с полей вжикающий звук бруска по косе.
Зарухин заходил по комнате.
— Я сейчас потрясен, убит. — И Зарухин сжал набитые чем-то, тяжелые, отвисшие карманы.
— Что случилось? — спросил Лощин.
— Сейчас скажу. Дай опомниться. Не соображу, как и сказать.
Вжикающий звук бруска по косе отдался тоской в душе Лощина: железный, жестокий звук.
Звук прекратился в тишине, притаился. По комнате прошла тень облака. Вот там, в вышине, это облако, прикрывшее солнце, плывет с хрустальным сиянием на краях, и снова полосы пламени рассекли комнату.
— Гляди, — проговорил Зарухин и полез в карман.
Что это? В горсти — кресты немецкие. Зарухин бросил их с лязгом на стол и еще вынул целую горсть крестов, черных в ржавых крапинах.
— Откуда?
— Да вот еще, для истории, чуть не забыл. — Зарухин достал из кармана полуистлевшую военную карту, понюхал ее. — Бери. И ты за это жизнь свою загробил, и сколько вас полегло!
— Ты нашел? Где?
— Там, где ты зарыл… В папоротниках зарывал.
— Где? — крикнул Лощин: не верил, что, наконец, открылось. — Где?
— Недалеко от твоего белого камня.
— Ты белый камень видел?
— Да. Где в голавлей хотел стрелять, там.
— И молчал? А не врешь? Правда?
— Правда, — усмехнулся Зарухин. — Вот она, перед тобой смрадит.
Кресты лежали, сцепившись в траурно-черном ворохе. Но Лощин и не взглянул на них.
— Сошлось, — проговорил он. — Догадка была. Ты и не знаешь, что тут сошлось. Сошлось, Зарухин. Вот и правда, да не вся, не все еще, главное самое не знаю.
— Что главное? — спросил Зарухин; он понял, что находкой своей на след какой-то навел Лощина, — Да говори же! Что еще? Хочешь, исчезну сразу же, как только скажешь, и никто знать не будет про твое главное? Последнее скажи!
— Когда ящик зарыл, крик я услышал. Помнишь, говорил про крик тебе?
— Помню.
— Ребенок кричал, плакал. Подбежал я. Девочка возле убитой матери плакала, малышка. Понес ее к людям. Спешил: погибала она. В какой-то лесной сторожке женщине отдал. — Лощин не успел досказать, как в дверь вдруг застучали.
На пороге стояла Дарья. Лицо ее было бледно.
— На минутку, — проговорила она. — Сказать тебе что-то надо сейчас.
Лощин и Дарья зашли за сарай. Тихое тут место. У стены, пригретой солнцем, разрослись малинники, теплом малинового чая парило от них. Виден отсюда далекий поворот дороги в седой пыли, под тенью леса, и нет никого там, в этой отчужденности.
«Да, кажется, там, мы на машину напали», — напомнила вдруг Лощину дорога о прошлом, когда стреляли и били прикладами, а сейчас женщина глядела на него из какой-то смиренной своей тишины.
— Не узнал меня, такая я стала. А я все не решалась сказать. А тебя вот узнала, только не поверила. А теперь уж точно.
Она улыбнулась грустно и задумчиво, как из печали прошедших лет, пригрезилась ее улыбка, и чуть сузившиеся и помолодевшие от заблестевших слез глаза вдруг зажглись перед Лощиным.
— Ты девочку ночью мне принес, малышку. — Что-то тихое отдалось в голосе Дарьи.
Не может быть!.. Это она?.. Так было, ночью, и та самая темная ночь была самой яркой в его памяти, и одно мгновение той ночи виделось ему в сумрачной двери лесной сторожки… Тлела трепетно свеча в руке женщины, озаряла юное ее лицо, и черно-багровый от пламени край платка над бровями, и исстрадавшиеся глаза, глядевшие на Лощина, который протягивал ей девочку: «У белого камня нашел».
— «У белого камня нашел», — повторила она сейчас те его слова.
— Ты! Это ты! — прошептал Лощин, вглядываясь в лицо Дарьи, и не узнавал ту женщину со свечой: та была совсем молодая, помнил ее и не верил, не хотел верить, что годы могут погасить юность. Это она перед ним, и нельзя не поверить: только она одна знала те слова: «У белого камня нашел».