Калужин поглядел на Ирину. Сплав молодости, красоты и веры в себя.
— Что-то ты замолчала? — сказал Калужин.
— Сказать, почему?
— Так предупреждают о неприятностях.
— Они и есть, — подтвердила Ирина.
— Да, есть, — согласился Калужин.
— Ты мне скажешь?
— Я потрясен положением Лубенцова, — сказал Калужин: это можно было сказать.
— Что случилось?
— От него ушла жена.
— Я так и подумала вчера. Когда же люди будут честны друг перед другом, верны? Вот даже ты не до конца откровенен со мной.
Калужин насторожился.
— О чем ты?
— Не могу расшифровать известное только тебе. Я вижу: в семье у нас неблагополучно. Мама не спит по ночам. Мучается. А ведь это наш дом. И всем нам должно быть хорошо, в родном нашем доме.
— Хорошо, что ты любишь дом. Но родное может стать чужим, как только почувствуешь, что оно выродилось в настойчивую подозрительность. Тогда нечего будет жалеть. Мой тебе добрый совет: не делайте этого с Верой, не надо. Пока есть родное, я жалею и люблю вас, — твердо продолжал Калужин. — Не губите мою связь с домом, оборвав ее, вы сделаете только хуже. Я тебе сказал честно. Самое разумное сейчас: поберечь родное. Все очень сложно, и нужно время разобраться во всем.
«Я тревожу и ее, — подумал Калужин о дочери. — А ее еще ждут свои тревоги… Не дай бог», — ужасной показалась ему сейчас судьба Веры и Лины: не дай бог, чтоб такое выпало его дочери.
Ирине пора было выходить.
Она остановила машину и вышла.
Калужин поглядел вслед. Как легко и женственно идет, тонко переливается струистый поясок на платье — удивительная черточка, штрих, без которого, казалось, и не было бы этой легкости и женственности.
«Каждая женщина — гений, творящий из себя неповторимое свое очарование», — подумал он и тронул машину.
Вера Петровна собиралась на работу. Долго сидела перед зеркалом. Тщательно укладывала волосы. Совсем бледной, чуть розовой помадой подвела губы, почти и не видно, но губы как-то посвежели. Эта маленькая радость отвлекла ее от тоскливого чувства безысходности.
Она не спала всю ночь. Кожа под глазами потемнела, и как только Вера Петровна это заметила, с досадой отвернулась от зеркала.
«Как жить во лжи и жестокости? Неужели ничего нельзя изменить?
Он сильнее меня тем, что я люблю его», — решила она.
В дверях показался робот.
— Доброе утро, — раздался из железной пустоты его голос.
— Доброе утро… Скажи, как мне быть? — спросила Вера Петровна.
— Быть… быть… быть, — повторил он, что-то сработало там, в его запрограммированных недрах. — Быть или не быть? — изрек наконец он.
— Но как быть?
— Много будешь знать, скоро состаришься, — на этот раз скоро ответил робот, как будто и без программы знал эту пословицу.
— Благодарю… Иди!
Робот повернулся, часто, со стуком топоча ногами, дрожал и качался. Вера Петровна помогла ему, и он прошел в открытую дверь.
— Доброе утро… доброе утро, — жутковато раздавался в пустых комнатах его голос.
Вера Петровна заранее — как бы не забыть — положила в сумку тетрадь с фамилиями назначенных на сегодняшний прием больных.
Ничего, кажется, не забыла? Да, чуть не оставила на подзеркальнике записную книжку. Вера Петровна полистала ее. Сколько тут всяких записей… Вот последняя:
«Совсем еще мальчик. Разбил голову. Обработала ранку. Забинтовала. На следующий день принес мне цветы, сказал:
«Мне не больно с вами».
Она положила блок-бювар в сумку.
Осталось надеть туфли.
Вера Петровна достала из коробки новенькие с золотой итальянской маркой «Faro» туфли на тоненьком каблучке. Надела их и подошла к большому зеркалу.
«Интересно, какая о н а, — разглядывая себя в зеркале, подумала Вера Петровна о той, от которой с мужем приходил запах духов. — Сейчас он ей звонил. — Вспомнила, как испугался муж: «Не открывай никому…» Что-то случилось. Случилось сразу — неожиданно, что надо было тотчас же и позвонить. «Не открывай никому…» Что же произошло?
В комнату вошел Лубенцов. Вера Петровна удивилась.
— Как, вы разве были дома?
— Дверь оказалась незакрытой.
Вера Петровна заметила, как бледно его лицо, будто от испуга.
— Что с вами?
— Я многое видел в войну. И всегда за открытой дверью в доме таилась пустота или что-нибудь страшное.
— Просто забыли захлопнуть, — успокоила она его. — Все очень спешат, всем некогда… А вы куда-то так рано ушли?
— Тут, неподалеку — в справочное бюро.