Иногда Алексей навещал его. Жизлин был задумчив, хоть и улыбался, но как-то рассеянно.
— Скоро холода и дожди, а я ничего не успел сделать, — признался он однажды Алексею. — Ни на что не отвлекаюсь, отвык и от собственного голоса — чужим кажется, а результат такой, что отчаиваюсь. Но я привык к своему отчаянию, потому что знаю, как трудно приходит ко мне удача.
— Что это у тебя? — спросил Алексей, взглянув на стоявший у шалаша искорявленный коричневыми и черными красками картон.
— Земля!
— Похоже.
— Наша встреча воскресила во мне тот бой на переправе. Должна быть земля — дорога на переправу. Эта дорога, на которую мы не пустили немцев. Просто дорога, она молчит, но я хочу, чтоб она заговорила и рассказала, что было в тот день у переправы. А она молчит, будто заклятая.
Жизлин лет на спину, заломив под голову руки.
— Могу повторить все до мельчайших подробностей. Ты знаешь, Забелин был убит.
— Да.
— Но когда мы уходили, я оглянулся и увидел — или мне показалось? — как он поднимался, держась за корень, который торчал из обрыва над дорогой. Картины загораются и гаснут передо мной. Как заставить заговорить ту дорогу? А может, в ее молчании и есть то величие, дальше которого нет ничего?
Вернулся домой Алексей перед вечером. Поля стояла у раскрытого окна, смотрела за реку. Неподвижны и задумчивы были ее глаза, даль словно заворожила их. Она не видела его.
— Что с тобой? — войдя в избу, с тревогой спросил Алексей.
— А я тебя жду. Ты где был?
Алексей положил на подоконник фуражку с брусникой.
— Земли не видать — такие ягоды.
Поля сняла с его плеча хвоинку.
— От тебя пахнет осенью. Уже осень. Весной так было хорошо, а сейчас как-то тихо. Улетели наши ласточки над окнами. Как им далеко лететь — над степью, над морем с чужими на другом берегу скалами… Ты заходил к нему?
— Да.
— Он, наверное, замерзает: по ночам холодно.
— Я дал ему полушубок.
— Поставила я чай. Что-то меня знобит… А как у него дела?
— Сказал, что верит в удачу.
— И совсем один?
— Да. «Хорошо, — говорит, — думается по ночам в шалаше!» Я обкопал шалаш, чтобы не подмокало. Стоит чугунок с кашей. Салом бы надо заправить.
Когда легли спать, Поля сказала шепотом:
— Ты видел море?.. Воспоминания так неожиданны. Я тебе расскажу про одну девушку, которая хорошо и сильно плавала. Доплывала до скалы далеко в море и была там совсем одна. Ближе всех к пароходам, к чайкам, к волнам. Она целыми днями лежала там. А вечером гуляла в парке в белом платье, бродила по дорожкам, где цвели жасмины. И вот до той скалы доплыл один мужчина, а ее уже там не было: она уезжала в тот вечер. Постояла одетая на берегу и ушла, увидев, что он доплыл. Думаю, они никогда не забыли бы друг друга, встретившись там среди волн.
— Что ж он так долго ждал?
— Не знаю.
— А потом они встретились?
— Да, только она была уже замужем.
— И муж не знает, что она помнит другого?
— А зачем? Она любит своего мужа.
— Но если бы знал, мучился бы. Незнанием своим, выходит, счастлив, — сказал Алексей и подумал: «Хороша первая любовь, но когда она и последняя».
Жизлин уезжал, и Алексей вез его на станцию.
Ветер с брызгами холодного дождя дробил по брезенту, под которым, укрывшись, сидели они.
Возле школы остановились. Выбежала Поля в наброшенном на голову капюшоне. Ученики ее толпились у окон — глазели на учительницу.
— Прощайте!
Чернеют мокрые кусты и копны в этой хмури с зелеными, чуть запотелыми от дождя озерками озимых. От изумрудной зелени озимых, кажется, даже прояснилось, а глянешь — все то же мутящееся сумраком небо вокруг.
— А где-то сейчас солнце вовсю светит, — мечтательно сказал Жизлин.
— Для разнообразия и такая погодка годится, — ответил Алексей.
— В Москве сейчас муть за окнами. На портальных кранах уже зажгли огни. А жалко шалаш…
— Привык? Новый шалаш поставим, если приедешь.
— Приехал бы…
— Что «приехал бы»? Рады будем, прямо с весны — дорогу теперь знаешь. Соловьиные ночи весной бывают. Вот красота!
— Не приеду, Алеша.
— Почему?
— Скажу тебе честно. Началось это еще позапрошлым летом. Первый раз в жизни поехал я на море и, конечно, как увидел, потрясен был: почувствовал стихию вечную. Укрепился я на обрыве над морем — пошла работа. Гляжу как-то: далеко-далеко в море, на скале, что-то, как змейка, блестит. До вечера ждал. Поплыла эта «змейка» от скалы. Ближе и ближе. Вскинется на волне и опустится.