— Митя, ты что, заснул?
— Иду, Риночка, иду! Вот и Угра, смотри!
Рина, осторожно ступая босыми ногами по настилу, подошла к перекладине. Листья кувшинок у берега, в воде отражено небо с синими проталинами среди белых, как бы снежным светом вспыхнувших облаков.
— Тут когда-то обитали мои предки, на этих самых берегах. Бородатые, — Дмитрий улыбнулся, — рвали зубами мясо, носили шкуры. А под шкурами — тело с яростными мускулами для схваток.
— Теперь в схватках побеждает хитрец.
— Будь хоть трижды хитрец, перья по ветру полетят, если неудачник вцепится.
Мужчина, сидевший на мосту, поднялся и направился к ним. Волосы, выгоревшие до седого, даже кварцевого какого-то блеска, трепетали от ветра, ярко-синие глаза приветливо улыбались.
— Мы, кажется, знакомы, — сказал он Дмитрию.
Лицо Дмитрия вдруг порозовело.
— Кого вижу!.. Кирилл!.. Рина, гляди, друг моего детства! Вместе за горохом лазили, воевали.
— Это потом.
— Да, да, мох курили… Двадцать лет прошло. Двадцать лет! Не может быть! Целая жизнь — от пеленок до юности с этакими модными усиками. А будто и не жили. Нет, нет, жили, и крепко. Одного стаканчика из нашей жизни хватит, чтоб иного свалило. А мы ничего, стоим. — И Дмитрий потряс за плечо Кирилла. — Железобетон, черт возьми!
— Я искупаюсь? — спросила Рина.
Она сбежала с моста, пробралась через таволги.
— Как пахнут!.. — Она прижала таволгу к лицу, засмеялась.
— Жена? — спросил Кирилл.
— Пока любовь…
Река замглила пятнами и разбилась, как ртуть, когда Рина бросилась в воду — поплыла.
— В отпуск едем, на реку, в излучине хочу пожить, в траве поваляться, — сказал Дмитрий.
Кирилл скользнул взглядом по его холеному лицу, отметил щегольские голубые брюки и подобранные в тон чесучовой рубашке босоножки, кивнул на «Волгу».
— Богато живешь. Кем работаешь?
— Хирург. А ты?
— Что я? Вот тоже в отпуск.
— Значит, по пути.
— А она недурно плавает, — понаблюдал за Риной Кирилл.
— Счастьем наслаждается. А наши фронтовые девочки селедку с костями грызли, а потом через гимнастерку пили из луж.
— Давай купаться!
Рина легла на спину. Какое небо, как далеки облака, полыхает вовсю солнце… И вдруг — глухой удар: это Кирилл бросился с моста — доплыл, сильно разгребая перед собой воду.
— Вода чистейшая, ее пить можно, — сказал он Рине.
— У нас в термосе чай.
— Эта вода с солнцем!
Он поднял руки и скрылся под водой. Ступил на холодный камень на дне, раскрыл глаза. Вокруг — зеленый свет, а над головой желтое пятно солнца, рядом — Рина, как тень, вились ее ноги и руки, плавно, гибко.
Она почувствовала, как он проплыл под ней: тело ее обдало всколыхнувшимся снизу холодом.
Дмитрий глядел на них с моста.
«Ведь тебя же, браток, немцы расстреляли, своими ушами слышал, — подумал о Кирилле. — Зачем только занесло тебя сюда? Ведь возникнет вопрос, чем заплатил за жизнь! Запутает и меня. Но, видно, есть в запасе какое-то объяснение. За двадцать-то лет мог придумать. А я?..»
Кирилл вынырнул у берега, схватился за корень и отдернул руку. По корню ползла змея… нет, уж — венец оранжевый.
Дмитрий позвал их гудком машины.
Они пришли мокрые, с блестевшими на ресницах каплями. Дмитрий набросил на плечи Рины халат.
— Ты вся дрожишь!
— Я вообразила твоих предков с мускулами, готовыми к яростным схваткам. Что бы ты делал, Митя?
— Научил бы играть в преферанс.
— Наши предки, ко всему прочему, были добры и великодушны, — сделал поправку Кирилл. — Пленников не убивали и не брали их в рабство. Кто хотел — становился полноправным членом племени.
— Но сами стали рабами своих господ, — заметил Дмитрий.
Кирилл ответил вспыльчиво:
— Был жестокий порядок, как в роте. Кто оборонял бы землю, если бы все разбежались по вольной волюшке?
— Рина, не задавай больше каверзных вопросов. Я приехал отдыхать. Побегай, погрейся. Вода в нашей речке никогда не бывала теплой.
— «Она с солнцем». Цитирую твоего друга.
— На зорях теплая. Или забыл, Митя?
— Я на зорях коров пас… Ты с нами или продолжишь свои размышления на мосту? — Обождал: может, отстанет? Да ведь намекать-то, настораживать к чему? «Я ничего не знаю. С меня взятки гладки». А цитирует — для ревности. Больше гормонов в крови. Страсть горячей, милый милей».
Они сели в машину. Кирилл — с Дмитрием, Рина — сзади, с овчаркой, которая разлеглась у ног на ковре в красных и зеленых цветах.