Оставшись один, Блейр принялся расхаживать по лужайке перед домом, сжимая в зубах трубку. Между его четко обозначенными бровями появилась задумчивая складка.
Может, ему лучше уйти? Не глупо ли было вообще приезжать? В конце концов, Джин никогда не обнадеживала его, не давала понять, что хочет с ним встречаться за пределами, которыми определялось их знакомство. И даже сегодня, хотя она держалась дружески и внимательно, он все время чувствовал ее отчужденность. Она ничем не продемонстрировала, что его появление нежелательно, но, конечно, ему только показалось, что во взгляде ее мелькнула радость вслед за удивлением от его неожиданного появления.
Бог видит, снова и снова повторял он себе, что, пытаясь привлечь ее внимание, он гоняется за концом радуги. Но пытаться забыть ее бесполезно. Он слишком часто о ней думает, даже когда она далеко. Не может не думать.
Заметив, что она выходит, он вытряхнул трубку и пошел ей навстречу.
— Теперь идите к Тиму, — сказала она. — Его комната на верху лестницы.
— Хорошо. — На пороге коттеджа он остановился. — Должно быть, вы проклинаете меня за то, что я нарушил ваш распорядок.
— Конечно, нет. Вполне естественно, что Тим возбужден, встретив вас снова. Вы человек, который дал ему возможность делать все то, что ему нравится, например, ездить верхом на пони, и… Но идите наверх, или мне снова придется его укладывать в постель! Когда спуститесь, вас будет ждать стакан шерри, если хотите, — добавила она.
— Звучит замечательно. — И, приободрившись, он стал подниматься по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки.
К чему лгать себе? Впервые с тех пор как она в последний раз видела Блейра, Джин испытывала сейчас ощущение, близкое к счастью. Всего на час посмела она ослабить барьер между ними — и то лишь ненамного. Но она навсегда запомнит каждое драгоценное мгновение этого часа.
Она поставила на поднос графин с шерри и стаканы и отнесла на столик у окна. И в это время вернулся Блейр.
— Вы очень добры. — Взяв стакан, он сел в указанное кресло. — Вам здесь не одиноко вечерами или вы находите, чем заняться?
— Я много читаю. Привезла с собой несколько книг и беру еще, когда мы бываем в Трегеллисе. Мистер Вериан — это владелец пони, у него ферма в двух милях отсюда, — подвозит нас в город в базарные дни. После нашего приезда было два таких дня.
Блейр неожиданно подумал, как выглядит этот фермер, и почувствовал неприязнь к нему. Но это чувство тут же рассеялось, потому что Джин продолжила:
— Он милый старик. Разочарован тем, что внуки не живут с ним: Тим мог бы играть с ними.
— А есть ли миссис Вериан? — спросил Блейр.
— О да. Очень приятная женщина. Приходила сюда вчера с целой корзиной разных вкусностей.
— Очень хорошо, — одобрил он. — Жаль, что ферма не ближе. Действительно очень уединенное место. Надеюсь, вы надежно закрываетесь. Отвратительно, верно? — торопливо добавил он. — Были времена, когда ни о чем подобном в таком приятном месте можно было не думать.
— О, здесь никаких бродяг не бывает, — заверила она его. — Я не боюсь.
— Конечно, нет, но…
— Мы вдали от большой дороги, — сказала она.
Но он предпочел бы, чтобы коттедж был менее уединен. И сказал, меняя тему:
— Больница должна вам казаться в тысяче миль отсюда.
— Иногда так и кажется, — согласилась Джин. Она не позволяла себе признать, насколько далеко казалась Св. Катерина в те одинокие вечера, когда трудно контролировать чувства. Как часто думала она, чем он занимается, где и с кем находится в данный момент. А теперь вот он здесь, и ее глупое сердце поет запретный мотив…
Разглядывая стакан на свет и думая о том, что шерри так напоминает глаза его собеседницы, Блейр сказал:
— Признаюсь: бывают моменты, когда я завидую другу, выбравшему мирную сельскую стезю, хотя он очень много работает. Но у него есть время для собственной жизни, у него жена и двое маленьких детей.
Она с улыбкой покачала головой.
— Не могу представить вас сельским врачом.
— Правда? Ну, наверно, нет. Но я постоянно тороплюсь, гоняюсь за собственным хвостом и никуда не попадаю.
— Попадаете на самый верх, напомнила она.
После недолго молчания он, поставив стакан на стол и наклоняясь к ней, проговорил:
— Наверху бывает очень одиноко. Я приехал сюда из-за своего одиночества, Джин.
Их взгляды встретились, она снова увидела в его глазах тепло, от которого старалась ускользать, и ее пронзило ощущение страха. Она поняла, что не должна заставлять его ждать. Нужно сказать, чтобы он уходил. Оставаться наедине с ним — верх глупости, когда… Она оборвала мысль, почти вызывающе сказав: