На листке, вырванном из карманного ежедневника, он нацарапал свой адрес и, как награду, свой телефон. Он мог представить, каковы будут последствия. Однажды вечером к нему прибежит Лаура и сообщит, что «милые старушки» оказались в Лондоне, проездом по дороге в Шотландию, и они обязательно должны будут принять их и оставить ночевать в свободной комнате. Потом в гостиной состоится спиритический сеанс, и из воздуха станут возникать бубны.
– Ну, мне пора идти, – сказал он. – Спокойной ночи, и еще раз простите меня за все. – Он пожал руку зрячей сестре, потом повернулся к слепой. – Надеюсь, – добавил он, – вы не очень устали.
В невидящих глазах отразилось замешательство. Она быстро схватила его за руку.
– Ребенок, – отрывисто заговорила она, – ребенок… я вижу ребенка… – и в этот момент, к его ужасу, у нее на губах выступила пена, голова ее запрокинулась, и она обмякла в руках сестры.
– Давайте внесем ее внутрь, – заторопилась та. – Все в порядке, она не больна, это начало транса.
Поддерживая ее с обеих сторон, они ввели слепую в дом и усадили на стул. Откуда-то прибежала женщина. По дому разносился аромат спагетти.
– Не беспокойтесь, – сказала зрячая, – мы справимся. Думаю, вам лучше идти. Иногда ей бывает очень плохо, когда она выходит из транса.
– Мне очень жаль, – начал Джон, но зрячая сестра уже повернулась к нему спиной и принялась вместе с женщиной хлопотать над сестрой, которая издавала какие-то приглушенные звуки.
Отдавая дань вежливости, Джон спросил, не может ли он чем-либо помочь. Получив отрицательный ответ, он направился к двери и вышел на улицу. Когда он был на середине площади, он оглянулся и увидел, что они закрыли за ним дверь.
Как странно заканчивается вечер! И во всем виноват он сам. Бедные старушки – сначала их приволокли в полицейский участок и подвергли допросу, а потом – этот приступ. Вероятно, у нее эпилепсия. Слишком большая нагрузка для второй сестры, но она, кажется, хорошо знает свое дело. И постоянная опасность, что приступ может начаться в ресторане или прямо на улице. Не очень хочется, чтобы подобный приступ случился у них с Лаурой дома, если сестры вдруг окажутся у них в гостях, хотя он молил Бога, чтобы этого никогда не случилось.
Где это он, черт побери? Площадь с обязательной церковью была пуста. Он не мог вспомнить, какой дорогой они шли от полицейского участка: у него создалось впечатление, что они все время куда-то поворачивали.
Минутку, церковь кажется знакомой. Он подошел поближе, разыскивая глазами табличку с названием. Церковь св. Джованни, что в Брагоре, она довольно известна. Однажды утром они с Лаурой зашли внутрь, чтобы полюбоваться картинами Конельяно. А отсюда рукой подать до Рива дели Скьявони и лагуны св. Марка. А там – огни, жизнь и прогуливающиеся туристы. Он вспомнил, что по дороге из участка они повернули в сторону от реки и оказались перед церковью. Кажется, они шли вот по этому переулку? Дойдя до середины переулка, он заколебался. По всей видимости, он ошибся, хотя это место по каким-то необъяснимым причинам казалось ему знакомым.
И тут он понял, что по этому переулку они с Лаурой шли не в то утро, когда собирались смотреть картины Конельяно, а вчера вечером. Только подошли они к нему с другой стороны. Да, правильно. Значит, ему надо идти вперед, перейти мостик над узким каналом – и он окажется слева от Арсенала, на улице, которая ведет к реке. Это гораздо проще, чем вспоминать их запутанный путь из полицейского участка, постоянно опасаясь заблудиться в лабиринтах узких улочек.
Он дошел почти до конца переулка, и ему уже был виден мостик, когда он увидел ребенка. Ту самую девочку, которая вчера вечером пробежала по причаленным у пристани лодкам и исчезла на противоположной стороне канала. На этот раз она бежала в сторону церкви, направляясь к мостику. Она бежала так, как будто от этого зависела ее жизнь, и через секунду он понял почему. Ее преследовал мужчина, который в те мгновения, когда она на бегу оглядывалась назад, прижимался к стене, считая, что его никто не видит. Девочка стремглав пролетела через мостик, и Джон, решив, что его появление на улице может еще сильнее напугать девочку, скрылся в тени открытой калитки, которая вела в маленький дворик.
Он вспомнил пьяный вопль, раздавшийся вчера из одного из домов, возле которых сейчас прятался мужчина. «Так вот в чем дело, – подумал он, – опять он за ней гонится». Внезапно пробудившаяся в нем интуиция подсказывала, что все эти события – бегущая в панике девочка, холодящие душу вопли, заполнившие все газеты сообщения об убийствах – взаимосвязаны, что это дело рук одного и того же сумасшедшего. Может, это простое совпадение – девочка убегает от напившегося отца, – и все же, и все же… Сердце бешено застучало в груди, внутренний голос подсказывал ему, что нужно как можно скорее бежать отсюда – сейчас, сразу же, назад по переулку. Но что будет с девочкой? Что с ней случится?
Тут он услышал топот ее ножек по мостовой. Через открытую калитку она влетела во дворик, в котором он прятался. Не заметив его, она побежала в другой конец дворика, к лестнице, ведущей в дом. Она всхлипывала на бегу. Это был не обычный плач испуганного ребенка, а самые настоящие рыдания беспомощного существа, охваченного отчаянием и такой страшной паникой, что спазм сжимает горло. Может, в этом доме живут ее родители, которые защитят ее, которых она успеет предупредить? Секунду он колебался, потом побежал вслед за ней по ступенькам и дальше в дом, через дверь, которая распахнулась, как только девочка тронула ее рукой.
– Все в порядке, – позвал он. – Я не дам тебя в обиду, все в порядке.
Жаль, что он не знает итальянского, но, возможно, английская речь успокоит ее. Но тщетно – она продолжала, рыдая, бежать вверх по расположенной спиралью лестнице, минуя один пролет за другим, поднимаясь все выше и выше. Отступать было поздно. Он уже слышал шаги преследователя по каменным плитам дворика, кто-то кричал по-итальянски, залаяла собака. «Ну вот, – подумал он, – мы оба в ловушке: и девочка, и я. Если нам не удастся открыть какую-нибудь дверь, он прикончит нас обоих».
Он взбежал по лестнице вслед за девочкой, которая проскочила в комнату. Он последовал за ней и закрыл дверь. О небо – на двери оказалась задвижка. Девочка забилась в угол рядом с открытым окном. Если бы он закричал, кто-нибудь обязательно услышал и пришел бы на помощь прежде, чем преследователь принялся ломиться в дверь, которая поддалась бы под его натиском. Но рядом никого, кроме них самих, не было. Никаких родителей. Комната была абсолютно голой, не считая матраса на старой кровати и кучи хлама в углу.
– Все в порядке, – задыхаясь проговорил он, – все в порядке, – и протянул руку, пытаясь улыбнуться.
Девочка вскочила на ноги и встала перед ним. Шляпка свалилась на пол. Он изумленно уставился на нее, и недоверие сменилось ужасом и страхом. Это был вовсе не ребенок – это была карлица ростом около трех футов, с непропорционально большой головой взрослого человека и с серыми спутавшимися космами, свисавшими до самых плеч. И она вовсе не рыдала – она качала головой и ухмылялась ему в лицо.
Он услышал шаги на лестнице, кто-то забарабанил в дверь, послышался собачий лай и голоса, голоса многих людей, которые кричали: «Открывайте! Полиция!» Нащупав что-то в рукаве, карлица вытащила нож и с необычайной силой метнула его в Джона. Нож проткнул горло. Джон споткнулся и упал, а кровь заливала его руки, которыми он пытался защитить себя.
И он увидел плывущий по Большому каналу паром, на нем Лауру и сестер-близнецов. Но это было не сегодня и не завтра, а несколькими днями позже. Теперь он знал, почему они оказались вместе и что привело их в Венецию. В углу несвязно бормотала карлица. Стук в дверь, лай собаки и голоса стали удаляться, и он подумал: «О Господи, как же глупо вот так умирать…»