К тому времени муж его старшей сестры Абдулазиз открыл в Карабулаке магазин по продаже различных строительных материалов. Сам он с трудом мог нацарапать свое имя, ему требовался грамотный помощник, и он взял к себе Абдуллу. Абдулла говорил и писал по-русски, хозяин часто посылал его за товаром и в Харьков, и в Москву, и Абдулла, несмотря на молодость, прекрасно справлялся с делами. Года через четыре он стал компаньоном своего зятя, потом открыл собственный магазин, став его конкурентом, а потому заклятым врагом.
Но вернемся-ка мы к Байрам-беку. Прослужив какой-то срок в Шуше, он получил назначение - в Карабулак, приставом. Сына-гимназиста Байрам-бек определил на квартиру к приятелю почтмейстеру, а сам с женой и дочерью Ягут прибыл на место назначения.
Как только по берегам Аракса разнеслась весть, что Байрам, сын Сакины из Курдобы, поставлен приставом в Карабулаке, со всех сторон стали прибывать к нему аксакалы, чтоб приветствовать земляка на новой почетной должности. И, конечно, прибывали не с пустыми руками. Кто приводил коня, кто - верблюда, кто привозил ковер... А Байрам-бек отдавал все это брату своему Анвазу, который незамедлительно отправлял все добро к себе в Курдобу.
Свекровь хоть и недолюбливала Фатьму, в гости наведывалась нередко, и каждый раз возвращалась с богатыми подарками - все добро тоже шло Айвазу.
Фатьма пыталась роптать, напоминая мужу, что, кроме брата, у него есть еще сын и дочь, но Байрам-бек строго указал жене ее место: женщине в мужские дела встревать не положено. Фатьма промолчала, но в сердце у нее копилась и копилась злоба...
А Байрам-бек поступал так потому, что считал: нынешнее его положение обязывает Айваза иметь богатое кочевье; когда народ будет переселяться на эйлаги, их караван должен выглядеть не беднее других. Это будет только на пользу ему, Байраму. Вскоре положение Байрам-бека настолько упрочилось, что считаться с ним стали не меньше, чем с самим начальником. Главная причина была в том, что для гачаков, державших в страхе все побережье Аракса, Байрам-бек был своим, чуть ли не родственником, и отношение к нему было особое. Был такой случай. В уезд прибыл новый начальник Волков, и Волков этот очень скоро убедился, что считаются здесь только с приставом Байрам-беком, а его никто и в грош не ставил. И стал Волков придираться к приставу. Дошла о том весть до гачака Сулеймана, того самого, что ушел в леса подальше от царских начальников, славился беззаветной храбростью и не обижал бедных. Вроде Гачака Наби, только что жил в другое время.
И вот как-то вечером, когда начальник ужинал со своей супругой, двери его дома распахнулись настежь, и вошел Сулейман с десятизарядным маузером в руке. "Ай!" - вскрикнула жена начальника. "Не пугайся, ханум, - сказал ей гачак, - мы людей не едим!" - И убрал маузер в кобуру.
Женщина не поняла, что сказал этот бледный худощавый парень, по поскольку маузер он убрал, немного успокоилась.
"Господин командор! - сказал гачаг Сулеммам ("командорами" он звал всех царских начальников), - хочешь жить в нашей округе, не трогай Байрама из Курдобы!", Начальник не больно-то хорошо понимал по-азербайджански, но на этот раз все понял и поспешно ответил: "Хорошо! Хорошо!..." Сулейман направился к двери, и тут Волков мигом вытащил из ящика стола револьвер. Сулейман обернулся, выхватил из кобуры маузер и прострелил Волкову руку. Сулейман не был бы Сулейманом, если б не умел чувствовать опасность спиной и если б рука у него не была быстрей молнии. На этот раз молодая женщина не вскрикнула, не испугалась за своего пузатого мужа. Она лишь молча смотрела на гачага.
"Забудешь об уговоре, пожалеешь!" - сказал Сулейман начальнику. И обернувшись к женщине, слегка поклонился ей: "Извините, ханум!".
После этого случая начальник Волков уже не доставлял Байрам-беку неприятностей.
ИСТОРИЯ ДОЧЕРИ БАЙРАМ-БЕКА ЯГУТ
И МОЛОДОГО КУПЦА АБДУЛЛЫ
Дочь Байрам-бека выросла стройной красавицей с роскошными светлыми волосами и глазами, прозрачными, как вода в роднике, родинка со щеки бабки Сакины перекочевала на ее белую, как снег, лебединую шею.
Девушка росла грамотной, учителя приходили на дом, давали ей уроки. Ягут наизусть декламировала "Шахнаме", газели Физули, стихи Натаван. И в то же время, кочуя вместе с жителями Курдобы, научилась скакать верхом, принимала участие в скачках, стреляла в цель. А еще, потихоньку утаскивая у матери табак, Ягут пристрастилась к курению. Служанка покупала ей самые дорогие папиросы, и Ягут прятала их от отца. От матери девушка не таилась, Фатьма знала, что дочь ее курит, но помалкивала. Будучи женщиной мягкосердечной, она вообще держала детей нестрого. Сыну, учившемуся в городе, Байрам-бек давал достаточно денег, но Фатьма-ханум потихоньку от мужа то и дело посылала ему еще. А Нури, высокий и светлоглазый красавец, швырял эти деньги направо и налево, ночи напролет танцуя с девицами в армянской части Шуши...
Сваты одолевали Фатьму, добиваясь руки ее дочери, но Фатьма по совету стариков-односельчан, заручившись согласием мужа, дала слово сватам Магерама, сына Гаджи Гусейна. Полсела были его родней, все люди почтенные, нужные. К тому же Гаджи Гусейн имел пять тысяч баранов, бесчисленно копен и верблюдов. Да и самого Магерама из десятка удальцов не выбросишь: красивый, ловкий, храбрый. Сваты навезли Фатьме тюки риса, бурдюки с маслом и сыром, пригнали баранов... Почтенные аксакалы доставили невесте подарки: золотые украшения, дорогие отрезы, надели ей на палец обручальное кольцо...
После этого Гаджи Гусейн пригласил Байрам-бека с семьей на весеннюю стоянку в долину. Прибыло множество гостей из других селений, на очаги ставили огромные двухведерные казаны. Потом начались скачки и состязания. Жених Ягут на полном скаку поразил восемь мишеней. Она выглядывала из-за плетеного занавеса, улыбалась, и веселые молодицы, заметив это, подмигивали друг другу: жених пришелся девушке по вкусу. А вот встретиться, поговорить между собой им так и не пришлось. Договорено было, что свадьба состоится осенью, когда все вернутся с эйлагов. Но как говорится, человек предполагает, а господь бог располагает...
К северу от городка Карабулак между двумя небольшими речками высится гора со срезанной будто ножом верхушкой - "Старухина Гора". А за горой, на берегу речки... Нет, все-таки надо сперва рассказать про Старухину Гору, тем более что сама Старуха не чужая тем, о ком ведется рассказ...
Тридцать девять дней оборонялся город от нашествия иноземного шаха. На сороковой день отряд в пятьсот воинов под водительством шахского сына, отважного и прекрасного собой Меликтаджа, ворвался в город.
Разгневанный тем, что горожане столько дней заставляли его торчать под стенами, не отвечая на неоднократные предложения сдаться, шах велел своему визирю не щадить ни старого, ни малого.
Визирь Юсуф Одноглазый в три дня вырезал семь тысяч жителей - почти все население города. Рекой лилась кровь, дома были разрушены...
Три дня и три ночи приказал веселиться шах, празднуя кровавую победу. За городом, на зеленом холме возвышались вражеские шатры. Властелин сидел в своем шатре на семи золотых опорах, на семи тюфячках из бесценной ткани тирме. В бронзовые, оправленные золотом кувшины налито было семилетнее ширазское вино. Когда подняты были золотые кубки, фанфары прозвучали в честь славной победы.
И тут вошел Юсуф Одноглазый и склонился в земном поклоне перед повелителем.
- Где ты пропадаешь, визирь? - гневно спросил шах, передавая свой кубок стоящему у него за спиной черному рабу. - Не хочешь оказать честь нашему торжеству?
Юсуф снова склонился до земли.
- О падишах! Я лишь верный твой раб, ничтожный Юсуф, но опозданию моему есть извинительная причина.
- Что случилось? - встревожено спросил повелитель. - Говори!
- Да живет и славится сотни лет великий падишах! - И визирь снова поклонился до земли. - Сын твой Меликтадж занемог, повелитель!
- Что ты говоришь?! - падишах вскочил.
Шахзаде Меликтадж метался в жару. Семь черных рабов стояли вокруг него; скрестив на груди руки, они не отрывали глаз от больного.