Спал он неспокойно: ночью в помещение кто-то входил, наверно из ночного наряда, раздевался и скрипел кроватью, кто-то одевался и, мягко ступая по полу валенками, уходил. В коридоре, как казалось Юрке, лязгало оружие, раздавались приглушенные слова команд…
Проснулся Юрка очень рано. Спустился с койки на пол, оделся и хотел выскользнуть на улицу, но дневальный отконвоировал его в столовую, накормил кашей с мясными консервами и тремя стаканами кофе со сгущенкой.
Полчаса дожидался он дорку и, когда она наконец вынырнула из клочьев снега, первым прыгнул в нее.
Был прилив, вода стояла высоко, закрыв сваи, и не нужно было спускаться вниз по трапу.
Получив из озябших рук Нади билетик, пристроился у носа дорки и, пока лодка шла на Большую сторону, смотрел вперед. Все время валил снег, но ветер дул не сильный. Это был слабый «заряд» — так здесь называют пургу, — не то что в феврале. Ветер тогда сбивает с ног, с трудом можно открыть дверь на улицу.
Но самое плохое, что беспрерывно шел снег. Густой, мокрый. Даже опытный охотник может сбиться с пути, а что уж говорить про мальчишек.
Три дня назад ушли они из поселка, словно канули в снег, в пургу. Никому и дела до них нет. Даже пограничники и те не особенно-то взволновались и не бросились среди ночи на поиски.
Мотор дорки, казалось, нарочно, чтобы позлить Юрку, едва тарахтел, медленно толкая вперед лодку.
— Не пришли? — безучастно спросил у Юрки радист, заспанный и вялый, в черном матросском бушлате, наверно, с дежурства.
— Нет.
— А твой батя возвращается с промысла, — так же безучастно и сонно проговорил радист.
— Связался с сейнером?
— Да. Дня через четыре придет.
«Лучше б не приходил, — подумал Юрка, — лучше б задержался… Или издали чувствует, что здесь случилось?..»
На улице Юрка встретил группу лыжников-старшеклассников и тут же узнал, что с сегодняшнего дня все ученики с восьмого по десятый класс отправляются на розыски. Школа связалась с заставой, радиограммы об исчезновении ребят полетели во все прибрежные рыбацкие становища и военные точки полуострова. Даже в Мурманске знают уже об исчезновении трех ребят из Якорного…
Юрка заскочил домой, и первое, что увидел, — красные глаза матери. Дедушка Аристарх, в исподниках и оленьих тапках, стоял сгорбясь у окна, почесывал заросшую седым волосом грудь, грозился своими же руками отдубасить Валерия и вспоминал, каким послушным зуйком был он на отцовской шняке…
Мать даже не спросила у Юрки, где он ночевал, и Юрка стал утешать ее: десятки людей ищут и, конечно, найдут.
Он вышел из дому и побежал на лыжах вдогонку за школьниками. У одного из саамских домов с оленьими рогами на крыше он увидел две упряжки.
Запряженные в нарты рыжие быки стояли возле стены, смотрели в землю и о чем-то думали. Снег облепил их гривы, налип на рога, на спины и бока, и быки стояли косматые, насупленные, молчаливые и чего-то ждали.
«Вот на чем надо искать пропавших… Всю тундру можно обшарить!» — вдруг понял Юрка.
И направил лыжи к дому.
И вдруг остановился. Лыжи точно прилипли к снегу: в этом доме жил Гришка Антонов, тот самый Гришка, которого три дня назад он побил.
Юрка упер палки в грудь и задвигал лыжами: вначале одну, потом другую. Дверь в этот дом была закрыта для него.
Передовой бык мотнул головой, и колокольцы на упряжи зазвякали.
Косо падал снег; издали, из-за высоких кряжей сопок, доносился усталый шум — шумело Баренцево море.
Последние лыжники уже скрылись в сопках, а Юрка стоял у бревенчатого домишки и жевал варежку.
Он подставил бы сейчас обе щеки, и подбородок, и даже нос — на, бей, лупи изо всех сил кулаком, чтобы пошла юшка, чтоб вспухли и отвердели синяки, чтоб ссадины стягивали кожу!.. Так тебе и надо, Папуас!
Олени смотрели в землю, изредка дергая ушами, мохнатые, белые, неопрятные, и временами издавали какие-то странные звуки, точно зубами скрипели.
Юрка толкнул дверь.
В передней пахло дублеными шкурами, развешанными у потолка, полосками выделанной кожи.
Юрка постоял немного. Потом толкнул вторую дверь.
Худая горбатая бабка в железных очках сучила в сухих пальцах оленью жилку. Гришка, босой и разлохмаченный, валялся на кровати, на синих и красных подушках, и читал книжку. Кривоногий карапуз копошился на полу и хватал бабку за оленьи тапки.
— Здравствуйте, — сказал Юрка.
— Двери закрывай, выстудишь! — крикнула бабка, взяла в рот кончик жилки и стала торкать его в ушко иголки.
Кончик все время проходил мимо. Бабка кривила морщинистые губы и что-то ворчала по-саамски.