Сколько он может терпеть недоедание? На сколько дней уйдет мать в следующий раз? Что придумает мальчик, чтобы раздобыть еду? Мать родительских прав не лишена. Что мальчик сделает через год? Через два? В какую он пойдет компанию, если его пообещают накормить?
Я еще несколько раз приходил сюда. Однажды застал мать этого мальчика. Она смотрела телевизор. Мальчик, обняв мать за шею, опустив голову на ее плечо, смотрел вечернюю передачу. Несомненно, он был счастлив, оттого что мама дома.
Сестра же его проявляет чудеса изобретательности, чтобы не учиться и не работать. Она устраивается куда-нибудь, берет справку, несет ее в инспекцию по делам несовершеннолетних и на работу не выходит. А то говорила матери, что учится в ПТУ в Ленинграде, и полгода они вместе ездили на семичасовой электричке (мать работает в городе). Только войдут в метро, мать едет к себе на работу, а дочь, развернувшись, возвращается домой досыпать.
Когда мы говорим о школьной реформе, я вспоминаю именно этого мальчика. Он покуда любит мать (что в этой среде редкость), он хочет учиться (и это еще большая редкость), он записан в две библиотеки (что просто неправдоподобно), он не курит и не ходит в подвалы (о которых ниже).
Еще одна история, но с уже определившимся концом. Деревянный домик на отшибе города. Маленькая кухонька и маленькая же комнатка, в которой койка с брошенным на нее лоскутным одеялом, стены оклеены фотографиями кинозвезд и женщин, рекламирующих колготки. На кухне мальчик варит пшенную кашу. Ему тринадцать лет.
Отец его три года назад повесился в дровяном сарае — утомился от запоя.
Тут такое совпадение, вернее, подробность (а наш быт страшен именно подробностями). Был морозный вечер, в сарае темно, кто-то из соседей обрезал веревку, и повесившийся рухнул в дрова. Так вот из-под дров его вытаскивал именно я — «скорая помощь» должна засвидетельствовать смерть.
Пятнадцатилетняя сестра этого мальчика все время живет у своего семнадцатилетнего друга, а в этом домике они со своими друзьями веселятся. Мальчик в это время или на кухне сидит, или идет погулять — это зависит от погоды.
Мать иной раз дает детям деньги на еду (они получают пенсию за отца), а сама все время у сожителя. Через два месяца даже рожать собирается.
Через пять дней после нашего посещения мальчик и двое парней постарше угнали днем казенную «Волгу» и забрали из нее шубу. Вечером того же дня угнали «Ниву» и сняли с нее все, что могли. Когда их поймали, они сразу во всем признались.
Так все-таки что делать с тем вон пареньком, который хочет учиться, читает книги и не ходит в подвалы? В детский дом? Но он не хочет в детский дом. Он любит мать и хочет жить с ней.
Конечно же, было бы упрощением сводить все беды детей к беспробудному пьянству родителей. Случалось видеть среди детей, состоящих на учете в детской комнате милиции, и тех, чьи родители пьют умеренно. Правда, вовсе непьющих встретить не довелось. Чего не было, того не было.
А теперь о подвалах, в которых дети проводят досуг.
Что Дома пионеров и Дома культуры не в силах заинтересовать всех детей — общее место. И эти «незаинтересованные» обживают подвалы домов, сносят туда старую мебель и проводят там свой досуг.
Милиция с этим активно борется, заколачивает подвалы, но дети снова и снова забираются туда (причем есть подвалы любимые и нелюбимые), слушают там музыку, попивают вино, курят.
Но и это вроде бы полбеды на фоне того, что можно считать бедой уже настоящей — в подвалах «дышат». Даже появилось слово «дышать», как слово — «пить». Твой дышит? Нет. А твой? Дышит, подлец. Да, в подвалах ребята дышат одурманивающими заменителями наркотиков. Надышавшись, обалдевают, чувствуют головокружение, слабость в ногах и спят. Дышат они не только в подвалах, но и в открытых люках (там тепло, правда, вода хлюпает) на теплотрассах. Надышатся и несколько часов спят. Ну, подбитые воробьи. Но любимое место, конечно же, подвалы. Там тепло и музыка играет.
В прошлом году девятилетний мальчик так надышался, что его не удалось спасти.
Картинка, когда дети надышатся, не для слабонервных. Тусклый свет. Играет магнитофон. Стоит спертый кислый запах. На диване и на полу спят, скорчившись, подростки. В углу кого-то тяжело рвет. Дети спят в тяжелом одурении, глаза у них стеклянные и косят. Пять парней четырнадцати-пятнадцати лет и две девушки лет шестнадцати. Когда их растолкали, чтобы вывести, они невероятно ругались, особенно девушки.
На следующий день в инспекции по делам несовершеннолетних, куда их вызвали, они, конечно же, были тихи и испуганны.