— Спасибо за урок политграмоты. — Владимир, встав, зашагал взад-вперед по небольшой их спальне. — Как их нужно держать? За руку? И так все дано: иди, работай, вот тебе усадьба, дом, заработки!
— «Усадьба, дом, заработки…» И этим ты думаешь увлечь молодежь? — Валентина с досадой смотрела на мужа: сколько лет они спорят по этому поводу, никак не убедишь Володьку, что времена изменились, все они изменились. — Просто не знаю, как перебороть этот твой «пунктик». Какие у нас сейчас растут дети, ты хоть даешь себе в этом отчет? Математики, историки, кибернетики! Мы их учим в школе мечте, поэзии, учим стремиться в широкий мир, к большим делам, высоким поступкам! А показать, что мир этот рядом, помочь им открыть его для себя чаще всего и не умеем!
— Здравствуйте! — насмешливо скрестив руки на груди, остановился он. — Скажи, что мы пожалели для школы? Нужны мастерские? Пожалуйста, на самом высоком уровне! Кабинеты? Берите средства, закупайте, что необходимо! Экскурсии, вечера, встречи с лучшими людьми, туристические поездки… есть наставники, оплачиваем летнюю практику…
— Успокойся ты, сядь, — сказала Валентина, видя, что муж снова замаячил по комнате. — Это для всех, а ведь каждый человек еще и сам по себе… Ты вот пробуешь отстоять Шулейко. Тебе не безразличен его уход, будто с кровью отрывают… И молодых надо так ощущать… А мы в общем-то равнодушно подписываем справки, не думая о том, что уходит, быть может, такой вот Шулейко, прирожденный животновод или механизатор… Будет парень без охоты слесарить в городе, девушка — сидеть за кассой в магазине, и так вяло, безрадостно пройдет у них целая жизнь. Ты-то ведь понимаешь, Володя, что человек должен иметь дело, в котором чувствует себя мастером, а без этого мается как неприкаянный, порой сам не понимая, что с ним.
— Да, это верно, — сел-таки на кровать Владимир. — Многие именно маются… Но чтобы каждый нашел себя, это ведь мечта, идеал.
— Пока мечта, Володя, пока. Но ведь уже ищем пути… слабо еще, робко, но ищем. Тут надо использовать все. Вот ты сам когда был у нас в школе? Первого сентября, на торжественной линейке? Пришел бы ты, Володенька, на такое вот комсомольское собрание в десятый «а», послушал бы, что хотят ребята видеть вокруг, рассказал бы им, каким будет колхоз через пять, десять лет, как они необходимы для осуществления этого будущего!
— Бывают наши товарищи, ты сама говоришь.
— Разве мало людей, которые хорошо работают, а что их привлекает в этой работе, не могут сказать, — разгорячилась Валентина. — Ребятам нужна романтика. И она есть в любом деле. Только не сусальная, как мы ее порой пытаемся представить, а трудная, горькая подчас — и все же счастливая!
— Мы тут считали сегодня, невеселая выходит картина, — рассеянно проговорил Владимир. — Пять лет назад у нас было полторы тысячи трудоспособных, сейчас только тысяча сто. И восемьсот пенсионеров. Решили с весны строить дом для молодоженов, со всеми удобствами. У тебя там, среди твоих подопечных, не намечается?
— Что не намечается? Молодожены?
— Ну да, — сказал вполне серьезно Владимир, ероша и без того взлохмаченные волосы. Ему, видимо, позарез нужны были эти самые молодожены, ведь что может удержать человека на месте, как не семья. — Явился к тебе Огурцов-старший?
— Явился, после приказа Тамары Егоровны. Весь в кожаном, куртка на молниях. Где только достал? Смуглый, глаза хитрые-хитрые. Похлопывает одной перчаткой о другую: «Рад побеседовать, к сожалению, срочно вызвали в район, заскочил предупредить».
— Портрет точный, — рассмеялся Владимир. — Подожди, какой район? Днем видел его у дальних прудов, рыбу, что ли, ловили…
— Неужели обманул? — опешила Валентина. — Ну, знаешь!
— Может, я ошибся, мало ли похожих машин… — В глазах Владимира прыгали чертики.
— Эх вы, а еще руководители! Не ври уж, не умеешь ты этого. Будто детвора, играете в прятки. А у мальчика, может, ломается вся судьба.
— Так уж и ломается! Научилась у Бочкина гиперболам! — Владимир, все еще улыбаясь, поднял трубку телефона. — Квартиру Шулейко. Лидия Ильинишна? Что там было, в области? Вручали знамя по животноводству? Наша Федченко сидела в президиуме? Добре! Кстати, ты не спросила ее, когда они выедут наконец с хутора? Сколько раз говорили, квартира ждет… Мать помирает? Она третий год помирает! А у нас эта хата торчит как бельмо на глазу! Клин зяби не вспахан! Так что поставь перед фактом, ясно! Ну, все. Привет супругу, — положил трубку на рычаг.
— Старая Федченко действительно умирает, Володя.
— Но ведь мы даем квартиру со всеми удобствами!