Перевод телеграм-канала:
×××
Данный перевод является любительским, не претендует на оригинальность, выполнен в НЕ коммерческих целях.
×××
Пожалуйста, указывайте ссылку на группу переводчика, при публикации файла у себя на канале.
×××
Просим НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких соц. сетях, как: Instagram, TikTok, Twitter, Facebook, Pinterest и т.д.
×××
Всегда рады отзывам на прочитанные книги.
Приятного чтения!
Птица разбивается о лобовое стекло, разбрызгивая кровь по всей гладкой поверхности. К красной жидкости прилипли темные перья, каждое из которых окрашено в глубокий сине-зеленый оттенок, напоминающий отравленную нефтяным пятном воду. Бедное создание буквально взорвалось при ударе, не оставив после себя ничего, кроме перьев и багрового пятна.
— Твою мать, — выругался я.
Мне было жаль птицу, но, блядь, серьезно? Я только что помыл эту раздолбанную машину.
Дворники работают на полную мощность, но им удается нарисовать лишь дугу красного цвета на стекле. Разбрызгав стеклоочиститель, я избавляюсь от большей части беспорядка, прежде чем врежусь и сам превращусь в кровавые ошметки. Схватив салфетку из ближайшего подстаканника, я опускаю окно, чтобы попытаться убрать то, что пропустила щетка. Откуда в таком маленьком теле столько крови? От этой мысли я слегка ерзаю на своем сиденье.
Закончив вытирать стекло салфеткой, я некоторое время рассматриваю ее, прежде чем поднести к носу. Она пахнет металлом с примесью легких ноток химикатов от стеклоочистителя. Я провожу большим пальцем по красному пятну, а затем подношу окрашенную кожу ко рту. Вкус такой же, как и запах.
Смерть, пропитанная химикатами.
Видите ли, мне нравится вид и запах крови – жизненная сила, текущая в венах и питающая тела всех существ… и я очень люблю пробовать ее на вкус.
Пальцы моей давно умершей матери сжимают и разжимают мою шею, будто в очередной раз осуждая, когда я сворачиваю салфетку и бросаю ее в подстаканник. Она обычно ругала меня, когда я облизывал свои собственные порезы. Тогда я спросил, могу ли облизать ее ранки, и она надрала мне задницу, назвав фриком.
Я не фрик. Просто другой.
Чтобы было понятно, я никогда не причинял вреда кому-то ради удовольствия, даже если и фантазировал об этом. Иногда. Я просто хотел попробовать на вкус последствия того, что уже произошло. Кровь бы текла независимо от того, коснусь я ее языком или нет.
Если бы моя мать была жива, она бы увидела, что я действительно пытался разобраться во всем этом дерьме. Ну, или типа того. Я – профессиональный маляр, что звучит жутко скучно, но в то же время успокаивает мою озабоченность. Кроме того, это усиливает мои навязчивые состояния, и, благодаря этим состояниям, мне удается очень хорошо справляться со своей работой. У меня есть своя квартира, я прилично зарабатываю, и вполне доволен жизнью. Хотя, возможно, не совсем доволен. В двадцать четыре года у меня никогда не было серьезных отношений, и слова матери до сих пор эхом звучат в моей голове, когда я пытаюсь заговорить с какой-нибудь женщиной:
«Фрик».
«Неудачник».
«Чудак».
Она изрядно подпортила мою самооценку и психику, но сейчас всё в порядке. У меня всё заебись.
Если не считать пропитанную кровью салфетку, буквально манящую меня из подстаканника.
Острая боль в мочевом пузыре напоминает о том, что я хочу в туалет, – мучительное желание терзает меня последние два часа. Мне следовало бы сходить туда еще на последнем объекте, но я ненавижу пользоваться чужими туалетами. Это чертовски странно. Мне неловко спрашивать, им неловко отвечать. Я скорее наделаю в штаны, чем привлеку внимание и попрошу воспользоваться уборной.
Тепло обжигает нижнюю губу, и я провожу по ней языком. Вот что кровь значит для меня. На самом деле она не согревает, но метафорически поджигает всё, к чему прикасается.
Мое внимание привлекает мое отражение. Разбитый козырек постоянно висит открытым. Я знаю, что моя машина – кусок дерьма, но, по крайней мере, на этот раз она завелась. Клянусь, это в моем списке вещей, которые нужно обновить. Еще раз провожу языком по нижней губе, прежде чем поднять глаза, чтобы встретиться со своим отражением и убедиться, что собрал с губ всё. Прядь темных волос падает мне на лоб и закрывает один из моих серых глаз. Женщин всегда поражает интенсивность их цвета. Внешность – не то, что отталкивает от меня женщин.
Хотел бы я быть таким же уродливым, каким чувствую себя внутри. Это сделало бы всё намного проще. Мне не пришлось бы существовать в мире, где люди обращают на меня внимание, только когда я говорю или делаю что-нибудь чертовски странное. Мне надоело видеть, как улыбки медленно исчезают, стоит мне открыть рот. Разочарование – такая красноречивая эмоция. Его трудно не заметить. Я вижу это выражение на лицах людей столько, сколько себя помню.