— Тебе нужно следить за языком, — говорю я. Несмотря на жар в моих глазах, каждый слог холоден как лед.
Она вздергивает подбородок.
— Ты о чем?
— О неверном предположении о том, что я следил за тобой. Ты не можешь говорить такие вещи. Я пытаюсь здесь работать.
— Ты наблюдал за мной.
Я ударяю о стену рядом с ее головой и на мгновение беспокоюсь, что только что проделал еще одну дыру, которую придется заделывать. Моя рука разжимается, и отвратительная краска осыпается под моей ладонью. Она права. Она на сто процентов, блядь, права. Я наблюдал за ней прошлой ночью. Но ей не нужно трепаться об этом на моем новом рабочем месте. Я не могу рисковать потерять эту работу, когда приближается зима. Мне нужны деньги, чтобы продержаться до конца сезона.
— Независимо от того, что я делал или не делал прошлой ночью, ты должна держать рот на замке. Ты, к слову, вообще подкралась ко мне, когда я был без рубашки. По крайней мере вчера, на тебе было полотенце!
На ее губах появляется ухмылка.
— Вот видишь, ты наблюдал за мной.
Да ебанный в рот, блядь.
— Отлично, Рейна. Я немного понаблюдал за тобой. Но это всё. Забей. Притворись, что ничего не было.
Она закусывает нижнюю губу, а ее призрачные глаза блуждают по моей груди.
— Я видела, как ты рассматривал мою коллекцию.
— Ч-что? — заикаюсь я.
Она указывает подбородком мне за спину.
— Моя коллекция смерти.
— И-и-и? — говорю я, не понимая куда она, блядь, клонит.
Клянусь, ее глаза заискрились.
— Ты посмотрел туда дважды. Тебе не показалось это странным?
Я оглядываюсь на ее «сокровищницу» нежити. Это странно. Очень странно, мать ее, коллекционировать такое. Но я не считаю странным иметь вещи, которые должны вызывать отвращение или дискомфорт. Я странный, и мне нравятся странные вещи. Например, кровь живых, мертвых или умирающих. Я не из тех, кто будет судить о странностях, когда сам далек от нормальности.
Я возвращаю свой взгляд на нее, потому что сейчас не время для того, чтобы она обиделась из-за того, что ее причуды меня не волнуют. Меня ничто не беспокоит, кроме других людей и линий на гребаной краске.
— Короче, — шиплю я. — Ты заткнешься о том, что я на тебя смотрел? Я пялился на тебя, а ты на меня. Давай считать, что мы квиты.
Я впиваюсь ногтями в стену рядом с ее головой. Краска отслаивается и осыпается на старые деревянные панели. Меня бесит, что, глядя ей прямо в глаза, мне не хочется отводить взгляд. Я не чувствую паники, которая обычно душит меня, когда я разговариваю с людьми.
— Прекрасно! — отрезает она. — А теперь убирайся из моей комнаты.
И, вот так просто, момент странного флирта исчезает с ее лица.
Я опускаю руку и поворачиваюсь, чтобы уйти, но останавливаюсь у ее коллекции. Касаюсь жестких волос странной безухой белки.
Она подбегает и отталкивает мою руку.
— Не трогай Ван Гога!
— Где его уши?
Ее губы сжимаются в тонкую сердитую линию.
— Они отвалились. Он уже лет сорок как мертв.
Когда я опускаю руку, я вижу, как уголки ее губ снова приподнимаются. Она делает это чертовски странно. У нее комод завален мертвым дерьмом, но меня пугает не это. Всё дело в кокетливом блеске ее глаз.
Во время прогулки я нашла крошечный птичий череп с кусочком листвы, застрявшим в носовой полости. Он выглядит таким хрупким. Таким легким. А торчащая из него тонкая коричневая веточка выглядит так, будто может с легкостью проткнуть кость. Несмотря на это, череп действительно красивый. Природа очистила его от плоти, и получилось даже лучше, чем если бы я сделала это сама. Конечно, я заберу его с собой домой. Я уже придумала для него идеальное место на комоде.
Каждый раз, когда мимо проезжает машина, я выставляю большой палец, но никто не останавливается. Я перекладываю сумку на другую сторону, похоже мне всё-таки придется проделать весь путь пешком. К тому времени как я возвращаюсь в Сомерсет, я устала и жажду чего-нибудь выпить.
Я не была под кайфом с той ночи, когда оказалась в машине с тем папочкой из Ада. К счастью, прошло достаточно времени, и сегодня утром в моем анализе мочи ничего не было обнаружено. Я чуть не отгрызла себе кончики пальцев от нервов, пока ждала результата. Это была одна из худших ночей в моей жизни, и кайф полученный тогда, этого не стоил. Если бы этот кратковременный рецидив снова отправил меня в тюрьму, я бы чувствовала себя еще большей неудачницей.
Я иду по коридору, волосы прилипли к щекам. Несмотря на то, что на улице прохладно, прогулка до дома измотала меня, и я взмокла от пота. Большинство дверей закрыты, как обычно, и мне интересно узнать, как далеко Далтон продвинулся со своим ремонтом и покраской. Вчера я видела комнату Сары, полностью покрашенную, и она выглядела чертовски мило. У меня возникло чувство, как будто я дома, а не в месте, куда меня буквально запихнули.