Ее глаза поднимаются и встречаются с моими. Улыбка на ее лице исчезает, и я отвожу глаза. Опаливающий жар ее осуждения обжигает мою кожу, когда я собираю свои вещи, закидываю лямки рюкзака на плечи и прохожу мимо нее. Ее глаза словно лазерный луч прожигают дыру на спине под моим свитером.
— Эй, — выкрикивает она, и я останавливаюсь, стоит моей руке коснуться дверной ручки.
Наступает невыносимая тишина, пока я жду продолжения.
— Неважно, — небрежно произносит она.
Я на мгновение закрываю глаза, потому что она, вероятно, хотела поблагодарить меня. Или сказать, что я неприятный человек, что со мной случается довольно часто. Слава Богу, я сам себе начальник, иначе меня бы уволили за столь незаурядную личность. Как идеальный исполнитель, ориентированный на обслуживание клиентов и обладающий антисоциальным характером, я ухожу, не сказав ни слова. Я уже устал. То небольшое количество любезностей, которое я могу из себя выдавить, – закончилось. Навязчивое стремление всё делать идеально измотало мое тело, и мне хочется просто свернуться калачиком на кровати и заснуть. Но я не могу сделать это прямо сейчас, мне нужно еще доехать домой.
Я выхожу из ее дома, вступая в ночную прохладу. Температура становится всё ниже, а календарь приближается к одному из моих любимых праздников – Хэллоуину. Я не хожу за конфетами или что-то в этом роде, но фильмы ужасов, которые я обожаю, вполне допустимо смотреть именно в это время года.
Я стягиваю с себя свитер, испачканный множеством цветных пятен, которые не выводятся, сколько бы раз я его ни стирал, и открываю дверь машины. Не хочу, чтобы свежая краска попала куда-либо, поэтому выворачиваю свитер наизнанку и сворачиваю его в клубок, а затем бросаю на заднее сиденье. Когда я плюхаюсь в машину, то думаю только о том, как доберусь до дома и заберусь в свою кровать, где мне больше не придется ни с кем общаться.
Мои веки опускаются, пока я еду по знакомому участку шоссе. Шины скользят по каждому шву на асфальте и создают ритмичный дорожный шум. Это похоже на колыбельную. Я потираю переносицу и опускаю окно, чтобы громкий рев ветра разбудил меня. Но даже тогда мои глаза продолжают бороться со мной.
На обочине дороги появляется фигура. Она похожа на человека, но я устал настолько, что мне может мерещиться. Бледный большой палец завис в воздухе, а из-под капюшона выбиваются темные, как ночь, волосы. По крайней мере, я думаю, что это она.
Какого хрена девушка делает здесь, путешествуя автостопом в таком виде?
Я проезжаю мимо девушки, съезжая на обочину и поворачиваю голову назад, чтобы посмотреть, подойдет ли она к моей машине. Она колеблется, прежде чем сделать вялые шаги в мою сторону, как будто ей больно.
Это зрелище возвращает меня в детство, когда я обнаружил кошку, хромающую по обочине дороги. Я был слишком мал, чтобы что-то с этим сделать, но любопытство заставило меня проследить за ней. Животное резко остановилось, упало и, когда я добрался до него, уже скончалось. Мама решила, что я убил ее, и била ремнем до тех пор, пока у меня не появились рубцы. Я бы никогда не убил животное.
Бросив взгляд на пятна засохшей крови на салфетке рядом с собой, я сглатываю.
Я бы никогда не убил животное намеренно. Но у меня было много фантазий об убийстве людей. Ей никогда бы не удалось выбить это из меня, как бы она ни старалась. Порой я представляю, как засовываю одного из своих раздражающих клиентов между дверями лифта, захлопываю их, и слышу хруст сломанных позвонков в металлическом грохоте. Иногда я представляю, как вместо краски расписываю стены чьей-то кровью – идеальными, ровными мазками насыщенного багрового цвета.
Тихий голос врывается в мою больную, мрачную фантазию, вырывая из размышлений. Он становится всё ближе и ближе.
— Привет? — тихо произносит она.
Ее серые глаза напоминают мои, но в них больше голубого. Она выглядит так, будто ее избили. Через распухшую нижнюю губу проходит порез, а ногти грязные. В ее темных волосах тоже есть немного крови. Она рассматривает меня с ног до головы, как и я ее, и между нами воцаряется странная тишина.
Я должен уехать нахрен. Что я вообще делаю? Я не останавливаюсь, чтобы поговорить с людьми, – за разговоры мне обычно платят.
— П-привет... — отвечаю я.
— Мне нужно добраться до Сомерсет-Хаус, — продолжает она. Ее тон очень серьезен, но это не точно.
Не знаю, что, блядь, заставляет меня это делать, но я киваю. Ее рука задевает оконную раму, после чего она обходит машину спереди и пытается открыть пассажирскую дверь. Она дергает за ручку, и я выхожу из оцепенения, нажимая на кнопку разблокировки, чтобы она могла сесть.