В мое личное пространство.
Как только она садится, до моего носа доносится запах грязи. Он похож на запах мокрой собаки после того, как она высохнет. Металлический запах окутывает меня и вызывает головокружение, которое я не могу объяснить. Как будто она опьянила меня лишь своим присутствием. Ароматом ее крови. Мне это не нравится. Он взывает к той части меня, которую я не могу контролировать.
При салонном освещении я вижу, насколько серьезны ее повреждения и понимаю, почему так сильно пахнет кровью. На голове у нее глубокая рана, а щеку украшает засохшая полоса темно-красного цвета. Ее колени ободраны. Ладони окровавлены. Что, твою мать, случилось с этой девушкой? И почему она выглядит так, как будто ее это вообще не волнует?
Она чертовски странная.
А теперь эта чудачка сидит в моей машине.
Не говоря больше ни слова – я слишком поглощен ее пьянящим ароматом, чтобы думать, – отъезжаю от обочины и направляюсь в ту сторону, куда собирался. В сторону дома.
— На следующем повороте направо, — говорит она, устраиваясь на сиденье рядом со мной. По крайней мере, она пытается. У меня же каждый мускул напряжен до предела. Она потирает разодранные ладони о джинсы. — С молчаливыми я чувствую себя еще более неуютно, чем с разговорчивыми, — шепчет она.
— Ты о ком?
— Мужчины.
— Ах, мне жаль. Я не слишком разговорчив.
Это преуменьшение. Я избегаю разговоров при любой возможности. Вы больше узнаете о людях, слушая их. Вместо того чтобы беспокоиться о том, как завязать разговор, я изучаю язык ее тела. Например, как она трет ноготь большого пальца о джинсы, издавая царапающий звук при каждом движении, или как она перекатывает нижнюю губу между зубами, активно избегая смотреть на меня.
— Как тебя зовут? — спрашивает она
«Отъебись». Вот как меня зовут.
Движения ее большого пальца ускоряются, и кажется, будто она проводит ногтем по моей последней оставшейся нервной клетке, а не по своим штанам.
— Если я скажу тебе свое имя, ты перестанешь делать то, что делаешь большим пальцем? Пожалуйста?
Вместо того чтобы остановиться, она увеличивает скорость, пока звук не становится чертовски невыносимым.
Я думаю о том, чтобы соврать, но я никогда в жизни больше не встречу эту девушку. Надеюсь. К тому же я никогда не был хорошим лжецом.
— Далтон.
Она перестает нервничать.
— Рейна, — шепчет она, как будто я спрашивал. Или как будто мне не всё равно.
— Круто, — это не круто, но неважно. — Это и есть Сомерсет-Хаус? — уточняю я, потому что о чем еще говорить с совершенно незнакомым человеком? О спорте? Мировые события? Я лучше сдохну.
— Да, прямо за двенадцатым въездом.
Мы едем в тишине. Надо мной витает запах ее крови.
— Кстати, что с тобой случилось? — в конце концов, спрашиваю я, потому что почему бы, черт возьми, и нет?
Она опускает взгляд на ручку двери, и ее рука тянется к металлу.
— На меня напали.
— Похоже, это было нечто большее, чем просто нападение.
Ее серые глаза устремляются на меня.
— Почему ты так думаешь?
Подбородком я показываю на ее промежность. На ткани виднеется пятно крови, никак не связанное с остальными повреждениями. Может, ей не повезло, и на нее напали в ту же ночь, когда начались месячные. Или с ней случилось что-то похуже. Кто-то ударил ее по голове, чтобы заставить замолчать навсегда.
— Ничего страшного, — ее ноздри раздуваются.
— «Ничего страшного» не кровоточит.
Она лишь пожимает плечами.
— Справедливо. Но я не хочу об этом говорить,
Я бы тоже не хотел говорить о причинах, по которым меня нашли окровавленным и разбитым на обочине дороги. Поэтому я оставляю всё как есть.
Она постоянно смотрит на время на моей приборной панели. Ее колени трясутся, подпрыгивая вверх-вниз, что раздражает больше всего.
В поле зрения появляется большой дом, и вывеска с белыми буквами приветствует нас в Сомерсет-Хаус. Я до сих пор не могу понять, что это за место. Звучит как название гостиницы, но выглядит совсем не так. Выглядит как клиника. Как офисное здание или что-то в этом роде.
Я заезжаю на парковку, а ее глаза не отрываются от часов, на которых написано 21:20. Я подумываю пригласить ее к себе домой, а не в этот отель… или что это за хрень? Но в то же время я не заинтересован в том, чтобы приводить кого-либо в свою квартиру. Так что она останется здесь.
Она опускает козырек и сдвигает крышку зеркала. Зажигается свет, и она яростно трет кровь на виске. Ей удается убрать большую часть крови со своей бледной кожи, а затем она закрывает рану своими почти черными волосами. Рейна отстегивает ремень безопасности, и я тянусь за ней, прежде чем она успеет выйти из машины.
Глупый поступок, но я не мог позволить ей уйти, не попробовав. Ее запах возбуждал меня последние пятнадцать минут. Она выдыхает, когда я облизываю палец и провожу им по остаткам крови на ее щеке.