Рейна стучит костяшками пальцев по толстым стеклам, и я встречаю ее гневный, обвиняющий взгляд. Меня охватывает паника при мысли о том, что она видела, что я только что сделал. Она ведь не могла, правда? Но только вот прищуренный, злобный взгляд, похоже, говорит об обратном. Занавески задергиваются, но она продолжает подглядывать из-за угла.
Я должен уехать, пока она не решила, что я слишком жуткий. То есть я жуткий, но я не хочу, чтобы она так думала обо мне. Не могу сказать, что я когда-либо испытывал такое сильное желание кончить при мысли о какой-то девушке. Я никогда не думал о женщинах подобным образом. Обычно меня слишком раздражает само их присутствие, чтобы представить себе, что я с ними трахаюсь. Но Рейна не раздражала меня. Она стала первой, с кем мне захотелось провести больше времени. Просто еще немного времени.
Но это было всё. Я вижу ее в последний раз. Я подрочил на привлекательную незнакомку, а теперь мне нужно вернуться в свою тихую квартиру и попытаться вспомнить, что я ненавижу всех, включая незнакомую девушку, которую подобрал на обочине дороги.
Независимость – прекрасная вещь, но еще это и одинокое существование. Для меня быть независимой – это значит не попасть в тюрьму и оставаться трезвой, а с последним у меня полный провал. Они даже велели мне держаться подальше от сигарет. Они хотят меня убить? Хотят, чтобы я покончила с собой?
Я прохожу мимо стойки регистрации, когда выхожу на улицу, чтобы сделать то, что они мне запретили, а именно выкурить гребаную сигарету. Они это переживут. По крайней мере это не метамфетамин. Люси болтает по телефону, пока я прохожу мимо ее стола, обсуждая дерьмовую покраску этого места. Снаружи всё выглядит довольно мило и гостеприимно, но внутри – настоящая помойка. Они прячут темные души за красивым фасадом для публики, но, похоже, их не очень заботит, что чувствуют эти самые души, находясь внутри. Думаю, сейчас они начинают заботиться об этом чуть больше, и это радует.
Она всё еще спорит о ценах, пока я прохожу мимо. Отлично, я могу проскользнуть, не объясняясь. Мне нужно покурить, пока я не сошла с ума.
Выйдя на улицу, я направляюсь к боковой стороне дома. Стена выкрашена в приятный коричневый цвет, и прислонившись к ней, я сползаю вниз. Прикуривая сигарету, подношу ее к губам и наблюдаю за людьми, которые входят и выходят из здания. Иногда это один из нас, потерянная душа, прибывающая в состоянии шока и растерянности. Иногда это мужчины и женщины в костюмах, которые следят за нами.
Потрясенные и заблудшие.
Я ценю такие места, как Сомерсет-Хаус, как возможность избежать тюрьмы, но здесь нет никакой связи с другими людьми, хотя мы окружены ими. Нам говорят, что нельзя общаться с теми, кто борется с такими же проблемами, но это всё, что есть в этом доме. В этом совете есть смысл. Если бы мы тусовались, то, скорее всего, сидели бы и говорили о том, как нам не помешала бы долбаная доза буквально чего угодно, или о том, насколько лучше было бы здесь, если бы мы были под кайфом.
Я бы так и сделала. Поэтому предпочитаю оставаться одной.
Но это не решает проблему постоянного одиночества в таком месте, как это. Иногда я разрываюсь между желанием впустить кого-то в свою жизнь и яростной ненавистью к этой идее. В любом случае, я притягиваю не самых приятных людей, и в моей жизни не было ни одного человека, который не причинил бы мне боль в той или иной форме. Люди – дерьмо. Под натянутой любезностью скрывается зло. Один человек может мило пригласить меня в свою машину, а потом напасть и решить, что собирается меня убить, а другой отвезет домой, совершенно не заинтересованный мной. А бывает и такое – парень, который подвозит меня домой без происшествий, потом превращается в сталкера на парковке, и в течение получаса наблюдает за мной. Люди странные и непредсказуемые. Но даже зная это, я не могу побороть внутреннюю тягу к представителям своего вида. Мое сердце хочет с кем-то сблизиться, но мозг твердит, на хуй оно тебе надо.
На парковку въезжает минивэн. В правом углу бампера образовалась вмятина, а женщина за рулем выглядит уставшей. Она паркуется и выходит из машины, а затем достает ребенка из автокресла на заднем сиденье.
Возможно, прозвучит грубо, но я лучше буду сосать трубку с метамфетамином, вытащенную прямо из чьей-то грязной задницы, чем заведу ребенка
Писклявые крики младенца действуют мне на нервы. Нездоровое отвращение – вот что вызывает у меня человеческое потомство. Мысль о том, что у меня будет свое собственное, – еще хуже. При первой же возможности я поставила себе внутриматочную спираль, потому что… да ну, нахер. Это просто не для меня. Я не уверена, что дети вообще для кого-то. Никогда не смогу этого понять.