Наступает пауза. Люба, конечно, уже все поняла. Лицо ее каменеет, просто на глазах зрителя, и становится ясно, какой это гордый человек.
ЛЮБА (Встает. Холодно, гордо.) Вы меня не за ту принимаете!
ВЕРА (возмущенно). А за кого тебя еще принимать?! Совесть ты где забыла, подруга? Ты-то, сама, в этом погребе согласилась бы жить? А-а, у папы-мамы живешь, а бабусину квартиру доходным домом сделала! Думаешь, эти тридцати пять рэ мне даром достаются? Знаешь, сколько километров я за них наматываю? И все на ногах!
Люба между тем надела плащ, закинула за плечо свою дорожную сумку.
Нет, ты погоди, ты куда это? С батареей мы как решим, а?
ЛЮБА (уже на ступеньках). Что ж вы так плохо любовника своего содержите? Холодно ему, бедному… Существо он нежное, тонкое, еще уйдет куда-нибудь, к другой покровительнице.
Открывает дверь, уходит.
ВЕРА (вслед). А это не твое дело! (подбегает к окну, в форточку) Стерва! (Одна.) Вот стерва! Ни стыда, ни совести!
Нервно ходит по кухне, открывает какую-то кастрюлю на плите, что-то перекладывает, переставляет, зажигает конфорку. Вдруг взгляд ее падает на мусорный бак.
Вот так и будет стоять, пока сама не вынесу. И муха будет жужжать. (Тихо.) Господи… Господи! Как мне это надоело! (Надрывно.) Господи, как мне все осточертело! Как я устала! От всего вот, от э-то-го!
Плачет, раскачиваясь на стуле. Радио за стеной играет что-то веселенькое…
Наконец, Вера успокаивается, начинает что-то готовить, крутиться по хозяйству. Вбегает Вадя с булкой хлеба.
Вбежал — оторопел.
ВЕРА. Привет! Давай хлеб, сейчас обедать сядем.
ВАДЯ. Ты… Ты откуда?! Ты почему не уехала?!
ВЕРА. С Катей поменялась… Не могу. Такая тоска накатила. Представила, как целую неделю сейчас трястись, чаи разносить… Туалеты мыть… Думать — что ты здесь жрешь, да как мерзнешь… А Кате — что! Катька, она совсем одна, ей все равно. Согласилась… А ты чего столбом встал? Не рад, что ли? Садись, я борщ вчерашний догрела…
Вадя подошел к двери комнаты, осторожно заглянул туда.
ВЕРА. Ушла она, ушла…
ВАДЯ (не зная, как себя вести). Да?.. Вера, ты… это… Вы что — разговаривали? Понимаешь… Ты только не подумай…
ВЕРА. Да стерва она, больше никто! Я говорю: «Вы просто обязаны батарею поставить, раз с людей такие деньги берете». А она мне: «Вы меня не за ту принимаете!» …Ну, жуки! А ты говорил — профессорская семья!.. Вобщем, надо что-то придумать с хатой. Садись, ешь, борщ остынет.
ВАДЯ. Так она, что — ушла, что ли? Совсем? Больше… ничего не говорила?
ВЕРА. Нахамила, как последняя! Говорит плохо любовника содержите!
ВАДЯ (стонет). Мм… мм… мм! Ты-то что ей говорила? Ты?!
ВЕРА. Что думала, то и сказала. Ты же знаешь, я что думаю, то и говорю. Мне — профессор-непрофессор, все пассажиры!.. Ты чего не ешь?
ВАДЯ (стонет). Кто тебя просил! Ну почему, почему ты лезешь в мои дела?!
ВЕРА (спокойно). У тебя нет никаких дел.
ВАДЯ. Ты опять?!
ВЕРА. Займись, наконец, хоть каким-то делом: ешь борщ.
ВАДЯ (бросает ложку, кричит). Мы с ней… Мы, может, с ней друзья! Да, мы друзья, а ты… лезешь всюду! И ссоришь меня с людьми!
ВЕРА. Ладно, друзья! Друзья — сдают комнату, батарею поставить не могут! Чего ты взъерепенился? Садись, ешь.
Вадя садится, ест борщ совершенно машинально. Напряженно думает… Потом становится рассеянней, оглядывается на окно… и вдруг вскакивает, опрометью кидается к двери, выбегает. Слышен его вопль «Люцик-Люцик-Люцик!!!»
Появляется расстроенный.
ВАДЯ. Показалось…
ВЕРА. Да нет, не появится. Если уж его три дня нет, то все… Доедай борщ… (Пауза. Вадя доедает борщ.) Может, его пацаны убили.
ВАДЯ (бросает ложку, кричит). Что ты мне всякие гадости говоришь!!!
ВЕРА. Ну, Вадя…
ВАДЯ (отчаянно, с надрывом). Ты зачем мне эти гадости говоришь?! Чтобы во мне надежду убить, да?!
ВЕРА. Вадя!
ВАДЯ. Ты равнодушный, холодный человек! Ты ни к кому не привязана, тебе никто не нужен! Тебе не понять, как можно привязаться к живому существу!!!
ВЕРА. Не ори, пожалуйста, успокойся.
ВАДЯ. Ты нарочно травишь меня этими разговорами. Я знаю, ты никогда не любила его, и тебе этого скрыть не удается! Ты не любила его! Ты его одной ливеркой кормила!
ВЕРА. Вадя, ну успокойся! Успокойся, слышишь? Он вернется, ну!.. Хватит вопить…
Вадя в отчаянии бегает по кухне, немного успокаивается… Уходит в комнату, несколько мгновений тишина. Жужжит муха. Вера моет посуду.
ВАДЯ (совершенно спокойным голосом). А что, рубашек чистых нет?
ВЕРА. Поищи в шкафу, как следует… Я недавно стирала… А ты собрался куда?
ВАДЯ. Собрался!
ВЕРА. Куда это, интересно?
ВАДЯ. По делам.
ВЕРА. Пьянка, значит, где-нибудь…
Вадя появляется в кухне с оскорбленным лицом.
ВАДЯ (раздельно). Не лезь в мо-и де-ла! Надоело! Я мужчина, понимаешь? Муж-чи-на!
ВЕРА (спокойно.) Посмотри в пиджаке — деньги у тебя есть?
ВАДЯ (одновременно роясь в карманах и вытаскивая мелочь). Я имею право на личную независимость! Понятно? Я мужчина, и желаю чувствовать себя мужчиной!
ВЕРА. Сколько тебе дать, чтоб ты чувствовал себя мужчиной?
ВАДЯ (небрежно). Дай рублей двадцать.
ВЕРА. Хватит с тебя червонца.
Достает деньги из своей сумочки, сует их в карман Вадиного пиджака.
ВАДЯ. Это в долг. Я тебе все отдам! Так и запомни!
ВЕРА (устало). Хорошо.
ВАДЯ. Потому что выше всех благ я ценю личную независимость.
ВЕРА (так же). Молодец… Носки тоже переодень, если на люди идешь…
Приносит чистые носки, Вадя садится на табурет, переодевает их.
ВАДЯ. «Был когда-то и я от людей независим, Никому не писал поздравительных писем…»
В окне мелькают чьи-то ноги, в дверь стучат. Поскольку Вадя сидит в одном носке, дверь идет отворить Вера. Она заслоняет проем, так что пока мы слышим лишь голос Любы Страшненькой — застенчивый и очень вежливый голосок.
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. Здравствуйте! А Вадим дома?
ВЕРА. Пожалуйста…
Пропускает гостью, та спускается по ступенькам, и мы видим Любу. Она, мягко говоря, не красавица. Увидев ее, Вадя остается сидеть в одном носке.
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. О, Вадим, здравствуйте! Извините, что я так… внезапно, как снег на голову! Но я подумала, чем раньше, тем лучше, правда? — насчет музыкального сопровождения (кивает в сторону комнаты, за дверью которой бубнит радио).
Быстро идет к той двери, открывает ее ключом, входит, пропадает за дверью, что-то щелкает, и наступает тишина.
В этой тишине Вера молча изучающе смотрит на Вадю, который так и сидит с одним надетым носком, второй держа в руке.
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ (выходит). Представляю, как вы намучались!
Обращается к обоим — она очень приветлива, жизнерадостна, и душевно настроена, и не прочь поговорить.
Понимаете, ключ от этой комнаты почему-то оказался в кармане папиного пиджака, а пиджак он забыл в субботу на даче, так что мне пришлось вчера специально поехать в Загорянку и… ну хорошо, что все позади… (грустно улыбается) Просто, бабуля в последние годы очень плохо слышала, и только радио скрашивало ей… (глотает набежавшую слезу, оглядывается). А вы уже обустроились… Вот только… прохладно здесь, а?
ВАДЯ (Надев, наконец, второй носок и бодро вскакивая на ноги) Не беспокойтесь, Люба, дорогая! Так даже лучше: все микробы вымерзают.
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. Что вы, что вы, Вадим… Я не допущу, чтобы вы простудились. Да, здесь просто жуткая холодрыга! Я поговорю с родителями, совершенно очевидно, что надо батарею добавить. Мы это устроим. Но пока… что же делать пока?.. (радостно вспомнив) Ой, знаю! У нас где-то был еще один рефлектор в подвале! Это же отличный выход! Я сейчас же его откопаю и привезу!
ВАДЯ. Люба, милая, не беспокойтесь!
ЛЮБА СТРАШНЕНЬКАЯ. Ой, да что вы говорите, какое беспокойство! Я через пятнадцать минут буду здесь!