Николай подошел к кровати, на которой я сидела, оперся одной рукой на нее, а второй напряженно потянулся к моим губам. Он всегда начинал с поцелуя. Всегда. Каждый раз одно и то же. И каждый раз я играла в эту надоевшую до чертиков игру. Я привычно ответила на его поцелуй. Без излишней страсти, но ему она вряд ли была нужна: скорее напугает, чем поможет. Он медленно надавил мне на плечи, опуская на кровать назад, и я поддалась. Казалось, что если я хоть чуточку воспротивлюсь его действиям, он вскочит и убежит.
Его рука развязала пояс халата и легла на бедро. Скука. Мое внимание опять начало цепляться за совершенно ненужные сейчас вещи. Высокий бежевый потолок недавно отремонтирован — чистый, без единой трещинки. Люстра над нами приглушенно горит новыми электрическими лампочками. Под его левым коленом тихо скрипит кровать, когда он нависает надо мной. Его губы опустились к моей груди, а пальцы поглаживают бедро. Приятно. Тело медленно отзывается, но так тяжело, будто просыпается от долгого сна. Все это так банально. Скучно. На улице лают собаки. Под нами шуршат простыни. Мимо проехала повозка, лошади громко простучали копытами по камню дороги. Муж гладит мои плечи. Я не лежу бревном, мои руки гладят его, изредка задевая его грудь и соски, но я не акцентирую на них внимание, не делаю того, чего он никогда от меня не просил. Маленькая месть за его застенчивость. Не смог сказать мне сам, как именно ему нравится, и я не стану предлагать. Мы снова целуемся. Я в меру возбуждена, и он считает, что этого достаточно. Он сверху, я снизу. Миссионерская поза. Кровать тихо скрипит правой ножкой. На подоконник снаружи села ворона. Николай тяжело дышит. Скука. То ли дело Михаил…
ТОГДА. Михаил
Я нервно ходила по нашему маленькому кабинету из стороны в сторону и задумчиво постукивала по губам свернутыми в маленький рулон бумагами. Это помогало мне думать. В руках я держала нераскрытое дело об убийстве пяти молодых девушек. Оно долго пылилось в полиции, но потом, после ревизии Отдела, было изъято и передано нашей команде вместе с рядом других дел, в которых, по мнению ревизоров, могли быть замешаны чудовища или артефакты. Да, в задачи нашей группы порой входили и такие вещи. Изучив подробно все детали дела, я пришла к выводу, что насчет чудовищ не знаю, а вот к некоторым высокопоставленным чиновникам ниточки тянулись, да все никак вместе не увязывались. В голове зрело ощущение, что я близка к разгадке и все нужные данные у меня уже в руках, но никак не могла ухватить ее за хвост. Все бы сошлось, но не хватало одной лишь детали: артефакт, который мог использоваться для совершения этих преступлений, находится в руках очень уважаемой семьи как семейная реликвия, и эта семья никак напрямую не связана с обвиняемым… Я резко остановилась, когда вдруг вспомнила. Да ведь жена главы этой семьи до замужества носила другую фамилию! Она его сестра, и вполне могла передать брату артефакт. Чтоб взяло меня и мою дурную память, это же так просто! Я расплылась в улыбке. Похоже, теперь мы прижмем этих чиновников, и в отличие от полиции, которая давно у тех под рукавом, Отдел им неподвластен.
От счастья захотелось прыгать до самого потолка, и я бросила взгляд на Михаила. Тот сидел, склонившись над столом и перебирал бумаги. Во время работы, когда приходилось много читать и думать, он задумчиво разбрасывал бумаги по столу и не замечал даже, как они слетают на пол, а убирался уже потом, вот как сейчас. И это значит, что он не занят. Я подошла к двери кабинета, закрыла ее на замок и повернулась.
— Я это сделала! — гордо заявила я, подошла к столу и бросила на него трубочку бумаг. — Теперь мы можем прижать хвост этому драному коту Коновалову.
— Поздравляю, солнце, — Михаил оставил бумаги в покое, поднял на меня взгляд и улыбнулся. — А у меня пока глухо, хотя очень похоже на работу баньши.
Пока он говорил, я оперлась ладонями на стол, нависла над ним:
— Влад вчера уехал в командировку в другую страну. На неделю, — с обидой и обвинением в голосе сообщила я.
Михаил молча внимательно смотрел на меня, и пока я говорила, его улыбка становилась все шире. Конечно же он догадывался, к чему я веду.