Вполне нормальная современная девушка, которой и погордиться не грех, но сейчас она — студентка столичного вуза и пока учится, ей надо помогать, ясен перец! С другой же стороны, Барыня щедро платила за помощь ей в делах различных, а деньги ой, как нужны, да и Бурбеллу, предлагавшего свою готовность помочь в чём-либо, никто за язык не тянул. Поэтому он и пребывал в душевных терзаниях, всего себя сомнениями измочалил, ибо понимал — с Ирокезом встретиться придётся! Правда, чем эта встреча для него закончится, он и предположить не мог. И ладно бы для него одного, да ладно бы ещё ничем плохим. Вопрос перед ним назревал существенно важный, ощутимо сильный.
«Думай, подполковник, думай!».
Бурбелла плеснул ещё коньячку и, опрокинув на автомате, не чувствуя вкуса и удовольствия, угрюмо замер, прикрыв глаза. Он прекрасно помнил, как именно этот неопределённых лет, на вид ничем непримечательный мужик в затрапезной серой рубашке и потёртых джинсах заставил весь отдел уважать себя, да что уважать — бояться!
Он сумел доказать, что нельзя бить задержанных только потому, что они задержаны. Что опера издерганные и злые — это можно понять, но права орать и хамить, вымещать свою досаду на контингенте им никто не давал. Нельзя, несмотря ни на отвратительное настроение, ни на усталость, молчаливо, в знак корпоративной солидарности, отвернувшись, пройти мимо, тем самым поощряяя беспредел здоровенных омоновцев. Дубинкой огреть по хребтине наглеца в самых лучших воспитательных целях, да, святое дело, но! Как оказалось, добром такое действо весьма даже может и не закончиться, благополучно может не миновать.
Самое обидное то, что это было направлено не против системы вообще, в принципе, а как бы в защиту его, этого сектанта с диковинным мелированным бобриком вызывающе оранжевого цвета.
Другим словом, он не был борцом за справедливость с какими-нибудь идеями религиозными, нет! Прямо дано было понять, что нельзя трогать его и только его! На остальных сподвижников Ирокезу было абсолютно плевать, он с лёгкостью подставлял их и жертвовал ими словно пешками без всяких душевных комплексов.
И это коллеги Бурбеллы впоследствии чётко осознали, белели от бешенства, но вынуждены были подчиниться непонятной для нормального разума жестокой силе, необъяснимой с точки зрения обыкновенного человека. Даже если человек этот государев и носит форму.
Да, действительно, другой такой личности из когорты оккультистов, этих псевдонаучников и всяких там сектантов, спиритов, магов и хиромантов, а вернее сказать аферистов и шаромыжников, дурящих разум, вбивающих всякую ерунду в головы гражданам, он не смог бы вспомнить.
До определённого момента Бурбелла презрительно относился к этой публике, да и в их отделе отношение всегда было такое же, что неудивительно для нескольких десятков психически здоровых мужиков, тащивших службу. Немало у них мелькало различных прощелыг и авантюристов, промышлявших на «разводе лошков легковерных».
По заявлениям граждан таких ловили и воздавали «по заслугам их», кому-то вправляли мозги амбулаторно, кого-то отправляли в соответствующие заведения «отдохнуть» пару-тройку лет от жизни тяжёлой на воле.
Но после дела «Секты» он внутренне был потрясён и, чего скрывать, благодарен судьбе, что заваленный другими проблемами только самым краем прислонился тогда к тому шумному процессу. Потому и дослужил до пенсии в здравом уме и при целом организме.
Были и ещё, конечно, счастливчики, проскользнувшие сквозь зубья мстительных вил без ущербных последствий для себя, ибо эти служивые вовремя сделали соответствующие выводы, имея перед глазами печальные примеры менее везучих коллег.
Вспоминать и рассуждать на эту тему уцелевшие сотрудники не любили, да и неудивительно! По сути дела, целый отдел доблестной полиции не смог справиться с каким-то плюгавым попугаем с оранжевой нелепостью на голове и законопатить его на вполне заслуженный срок!
Нет, в итоге секты, как таковой, не стало, а основную массу «лапотников и шестёрок» разогнали кого куда. Особо рьяные сектанты обоих полов отбыли в лагеря и надзорные поселения с различными сроками в зависимости от тяжести содеянного. Часть отправили на принудительное лечение, но вот с главными фигурантами система дала непонятный сбой, и всё случилось с точностью наоборот! «Самого Избранного» вообще в глаза ни один опер не видел, и ни одного дня тот не провёл за решёткой, хотя тайное наблюдение за логовом сектантов велось больше месяца, и практически все личности были установлены.