— Привет, начальник, — мрачное выражение личности немного смягчилось, сиделец со стажем добро помнил.
— И тебе не хворать, — ответствовал Бурдин.
— Не поверишь, капитан, ждал тебя! Знал, что заедешь проведать, правда, на сегодня не рассчитывал…
Тут он уловил звяканье стекла, а это были хорошие звуки, они доносились из принесённого опером пакета.
— Но для тебя, так и быть, сегодняшний день освобожу! Что только не сделаешь за сотню баксов! Да шуткую я, шуткую! Это от настроения всё, вот как увидел тебя, так и настроение…
— Я понял, — перебил шутника Бурдин. — Давай-ка посидим, о делах давешних интересных покалякаем.
Он выставил на единственный в квартире стол «Беленькую», томатный сок в пакете, порезанный чёрный хлеб, а также прочую, без затей, снедь и разовые стаканчики.
По первой выпили каждый со своим настроением. То есть, Бурдин без настроения совсем, не уважал он это дело, да и невозможно было представить такую вольницу, как пьянка где-то, с кем-то, при такой-то характерной красавице жене. Нет, в кругу офицерской компании он принимал, бывало, стаканчик-другой красненького на грудь, но это только по причине быть своим парнем среди коллег, а сейчас чего? С бывшим зэком, даже не авторитетом, который вызывает некое уважение, а так, не пойми с кем …это уж совсем себя не ценить! Да, что говорить, если бы не дело…
Гужа, наоборот, опрокинул стакашек с удовольствием. Он после вчерашнего стресса был готов выпивать где, когда и с кем угодно, даже с этим ментом. Тем более, этот ещё ничего, не то, что участковый зараза, да и явился по делу, не с обыском! Уважил, как к человеку пришёл, со своим! Гужа его визита ждал, уверен был — скоро придёт.
По второй приняли уже более равноправно. Иначе выразиться: у одного пропала досада, он вернул себе душевное спокойствие, другой же опять с удовольствием.
Гужа закурил. Пока вопросов гражданин начальник не задавал, присматривался, видимо, обдумывал что-то своё, не торопился, но Гужа знал — вопросы будут.
Мда-а. Вопросы вопросами, а вот с ответами как быть?
Когда первая ноль пять закончилась, молчание, изредка прерываемое короткими репликами ни о чём, завершилось.
— Валун что, с ума сошёл? — закусив очередные сто грамм корнишоном и слегка обмякнув душой, поинтересовался капитан, — нападение на полицию, это, знаешь ли…
— Да я и сам в непонятках, начальник, — оживился Гужа, — хотя карточный долг, конечно, свято, но на такое…
— Погоди, ты про карты не говорил мне…
— Так этот, привели которого…фокусник, блин! С ходу предложил «постирать», ну Чумной и дрогнул. Они же с Валуном в последнее время в карты промышляли на пару, лошков обували нахорошо! А тот ещё их на азарт взял, мол, давай проверим, у кого фортуна круче, ну они и повелись сдуру!
— Откуда карты взялись? Его, что, не обыскивали?
— Да он их словно из воздуха вынул! И колода запечатанная! Говорю же — фокусник!
— И что, Валун проиграл?
— Первым же замесом! У Чумного аж половина рожи вниз сползла! Он банковал, колода новая, всё, как по нотам! А когда вскрылись, он и обмер, сидел молча, только глазами по камере шарил! А этот с гребнем оранжевым Валуну на ухо шепнул коротенько, тот покивал…
Гужа прервался и с одобрением проследил за появлением на «плацдарме» второй поллитровки. Налили, выпили, кинули по маслине в рот, и он продолжил, — ну и начались прыжки на битуме!
— На бату́те, — пребывая в некоторой задумчивости, машинально поправил капитан, — прыжки на батуте.
— Нехай на батуте, — покладисто согласился рассказчик, прицельно разливая очередную порцию в стаканчики, — поначалу он сержанту в ухо зарядил, потом второму, а как из камеры выскочил, такой там шухер поднял, что менты без всякого батута запрыгали словно блохи!
— Ты слова-то подбирай, — подпустил железа в голосе Бурдин, — не забывайся!
— Да ладно, начальник, я же образно выражаюсь, — прижал к груди бутылку Гужа, — но, смею заметить, обрисовываю события правдиво, без фантазий.
— Да уж, только события эти — сплошная фантазия, — после минутной паузы пробормотал себе под нос капитан, — столько несуразицы вылезает, диву даёшься. Ладно, что дальше произошло?
— А дальше Чумной сам проиграл!
Бурдин невольно усмехнулся, представив себе лицо и выразительный монолог Чумного, когда тот осознал, как его обули в его же кустарнике! Он! Мастер колоды, старший этого трио подсадных, свято уважающий себя, словно амнистию!