В Нью–Йорке Жи Минь собирался преподавать в новом Институте Востока и Запада. Поначалу присылал Евгению обнадеживающие письма, но прошел месяц–другой, и Жи Минь понял, что это место не для него. Евгений по–прежнему редактировал и переписывал его рукописи, сообщал о своих успехах в древнекитайском. В ноябре 1958 года он получил от профессора следующее письмо:
Дорогой Евгений!
Несказанно рад Вашему письму. Приятно узнать, что этой осенью вы прослушали в университете пять разных курсов, что лекции нравятся вам больше, чем в прошлом году. Все они, на мой взгляд, принесут пользу в изучении китайского языка. Вы и впрямь сделаетесь великим его знатоком. Конечно, язык — не цель, а средство познания. Но не будь средств — не достичь и цели.
Тем, кто хочет познать основы классической философии, чрезвычайно важны замечания неоконфуцианцев времен династий Санг и Минь, ибо замечания эти касаются основополагающих значений слов.
Очень хорошо, что господин Сянь–чен не просто передает накопленные знания, но и сам увлечен китайской поэзией. Может, мне еще доведется с ним познакомиться.
Что касается Института Востока и Запада. Если он в конце концов и определится, думаю, что для меня это место неподходящее, там мешанина всевозможных предметов (преподают даже кулинарию и хореографию), что в будущем не сулит ничего хорошего. Так что присматриваю новое место к будущему учебному году.
С наилучшими пожеланиями,
Ваш друг в Дао, Жи Минь.
Воплощенная истина
Каждый, кто алчет Истины, в конце концов приходит к Господу нашему Иисусу Христу, либо отвергая, либо принимая Его, Путь, Истину и Жизнь.
Евгений Роуз.
Иногда Господь посылает мне такие мгновения, когда я прихожу в состояние абсолютного мира, и всё вокруг освящается, и становится очевидным следующее: нет ничего прекраснее, глубже, милее, разумнее, смелее и совершеннее, чем Христос. И не только нет, но и быть не может, говорю я себе с ревностной любовью.
Ф. М. Достоевский.
ПОБЫВАВ однажды на службе в православном соборе, Евгений наведался туда еще несколько раз. Заглянул он и в другие православные храмы. Оказавшись там в дни Великого поста, он поразился соборности верующих и их светлой радости. После служб Великой седмицы и празднования Пасхи он написал: «Сколь мрачной мне теперь видится жизнь вокруг. Люди разобщены, разрознены, точно звенья некогда единой цепи. Особенно отчетливо видишь это после праздничных православных служб».
И сам Евгений был лишь одним из звеньев мирской жизни, пока он лишь наблюдал радость и единение со стороны. Однако годы отчаяния, отчуждения и страдания уже подготовили его к новой жизни. Позже он писал: «Когда приспевает время обращения к вере, откровение иного мира приходит на удивление просто: через духовную нужду и страдания. Чем сильнее страдание, чем больше трудностей на пути, чем отчаяннее поиски Бога, тем скорее придет Он на помощь, откроет, КТО ОН, и укажет путь».
«Как долго Евгений бежал от Бога! — говорит Алисон, — но чем больше он согрешал против Создателя, тем настойчивее Тот следовал за ним, наконец Евгений обессилел и сдался». Уже упадая в кромешный мрак ада, Евгений всё же дерзнул позвать на помощь Того, против Кого восставал. 29–го февраля 1959 года, в решающий момент призвав всё смирение, всю кротость, дабы унять бунтарский дух, он записал в дневнике:
«Каких только страданий не попустил Господь человеку наших дней! Будто мало было за все прошлые годы! Да, мало, ибо человек до сих пор не постиг присутствия Божия в своих страданиях. Господь попускает человеку страдать, не открывая, что Сам тому причиной. Ему нужно, чтобы человек умалился, дойдя до предела отчаяния. Неужто Господь так жесток? Напротив, из безграничной и бесконечной любви посылает Он нам страдания. Ведь человек возомнил себя самодостаточным, даже сейчас мы тщимся убежать от судьбы. Убежать! Вот единственное наше желание. Убежать от безумия, ада современной жизни — больше нам ничего не нужно. Но — увы! — нам не убежать! Мы должны пройти через этот ад, принять, смириться, памятуя, что любовь Божия посылает нам эти испытания. Какие невыразимые муки — страдать, не зная зачем, не видя смысла! А смысл — Любовь Божия, да только видим ли мы ее свет во тьме? Увы, мы слепы. Господи Иисусе Христе, помилуй нас! Пресвятая Мария, Матерь Божия, моли Бога о нас, грешных!»
Только сейчас книги Достоевского, некогда присоветованные Алисон, открылись перед Евгением во всей поразительной духовной силе. Казалось, писатель коснулся жгучих жизненных вопросов и на всё нашел ответы, вдребезги разбивающие человеческое самомнение, ибо исходили они из Божественного Писания. В Иване Карамазове Евгений узнал себя: наделенный умом, старающийся всё постичь сам, что неизменно ведет к самомнению, к атеизму. В короткой статье «Ответ Ивану» Евгений попытался разрешить Ивановы сомнения, одновременно отвечая «ветхому человеку» в себе: «Коль скоро душа поднялась до сомнений, ей открываются два пути. Первый — задавать бесчисленные и безответные вопросы (что ведет к еще большим сомнениям, разбивающим веру) либо уповать на какую‑нибудь лженауку, готовую «объяснить», т. е. уводящую от истинных ответов на противоречия и парадоксы нашего существования. Второй — путь смирения и молитвы. Смирения даже перед сомнениями (которые нам уготавливает жизнь, а не прихотливая мысль), молитвы о ниспослании больших тягот, дабы испытать себя; о ниспослании жизни, где проявилось бы наше смирение, омытое слезами. Смиряться и молиться, даже в сомнении, памятуя, сколько капканов на пути сомневающегося — не меньше, чем у легковерного. Тех, кто отвергает прижизненные страдания (любители наслаждений, некоторые «философы», просто люди беспечные), ничуть не меньше, чем тех, кто барахтается в капканах сомнений и ищет, в какой бы еще угодить. Эти также не верят, но уже противоположным явлениям — доброте, покаянию, состраданию (что в первую очередь вызывает у них подозрение). Они отрицают добро, как и их антиподы — лживые утешители (которых «сомневающиеся» ненавидят) — зло, грех и страдания. Доводы тех и других несостоятельны.