Список запланированных обязательных покупок должен был находиться в кармашке сумочки, а чеки – в кошельке. На поверку, список оказался на месте, чего нельзя было сказать о чеках. Их не наблюдалось, поскольку отсутствовал кошелек. То есть, его нигде не было, совсем.
Зоя Васильевна приложила пальцы к вискам и вслух приказала себе:
– Спокойно! Не будем паниковать раньше времени! – ибо знала за собой этот грех.
Потом тем же приказным тоном произнесла громче, в пространство:
– Шутик-шутик, пошутил – и отдай!
Шутик Зои Васильевны был, в общем, парнем покладистым и обычно долго не выпендривался. Сегодня же он безмолствовал и бездействовал: то ли был не при делах, то ли в кои-то веки решил проявить строптивость.
Следующим шагом Зои Васильевны стала проверка, на всякий случай, карманов и подкладки сумки. На предмет выявления образовавшихся и еще не замеченных дырок. Правда, это уже был шаг отчаяния, вопреки всякой логике, и шаг безрезультатный. Как можно долго не замечать дыру, в которую способен провалиться кошелек?
Дальше, как советуют психологи, чтобы успокоиться, она сосчитала от одного до пятидесяти и обратно. Никакого эффекта. «Может, надо до ста и обратно?» подумала, было, женщина, но решила, что нечего зря время терять.
Пришла пора включить логику, что Зоя Васильевна, наконец, и сделала. Она прекрасно помнила, как в последнем по очередности магазине, расплатившись, опустила кошелек в сумку. У кассы было тихо, полы – кафельные. Даже если бы она опустила кошелек мимо сумки, был бы мягкий шлепок – звук падения.
Украли? Как и когда? Нет, мерзавец-кошелек, вздумавший шутки шутить, дома, однозначно, но где?
Зоя Васильевна еще раз прошлась по шкафчикам и тумбочкам, перебрала все купленные пакетики и кулечки – вотще! Логика тоже оказалась бессильной.
Со стрессом всяк борется своими методами. Вот подруга Зои Васильевны – Мила, Людмила Ивановна Каргина, не переносит одиночества, если с ней происходит какая-то неприятность. Ей надо тут же поделиться с кем-то своей бедой. Когда беда дробится на кусочки, по количеству тех, с кем ею делишься, она не кажется уже такой глобальной.
С наивным, но небезосновательным эгоизмом Людмила Ивановна полагала, что, оделив кого-то частичкой своей неприятности, она никому не усложнит жизнь. Чужая неприятность – тьфу, пустяк. Человек выслушает, посочувствует и тут же забудет, но ВЫСЛУШАЕТ! Со своим же собственным кусочком оставшейся беды уже вполне можно существовать дальше.
Другая ее подруга – Люся, Людмила Петровна Комарова, наоборот, уходит в себя. Вернее, в работу. Люся отключает телефон, чтоб ее не дергали, и развивает бешеную деятельность. За пару часов она превращает жилище в стерильную операционную, вылизывает, отдраивает, доводит чистоту до немыслимого совершенства. Если после этого зайдешь к ней в дом – следующий шаг уже и сделать страшно при виде этой нежилой чистоты.
Меж подруг это так и обозначалось: Люськи нет, она ушла в себя. Значит, с Люсей приключилась какая-то неприятность. Выплеснув негатив в процессе уборки, она включает телефон, и уже спокойно, отстраненно, с юмористическими комментариями делится своей бедой.
Кому-то надо в такие моменты вздремнуть, кому-то – пожевать сладенького, кому-то – водочки выпить. Зоя Васильевна же хватала любое чтиво, что под руку подвернется: хоть журнал, хоть рекламную листовку. Чтение было ее лекарством, любая печатная продукция.
Сейчас ей под руку попала газета, даже две, аккуратно сложенные и вложенные одна в одну. Так сложить газеты могла только большая аккуратистка, не терпящая беспорядка даже в мелочах. Как выражались пренебрежительно и с долей зависти поволжские хозяйки, не обладавшие такими качествами, – «чистоплотница хренова».
Газета была необычная, не местная. Пару дней назад у нее ночевали родственники покойного мужа, супруги из села Порохового – приезжали в город на рынок, чтобы домашней свининкой торговать. В оставленные ими номера «Степной нови» месячной давности что-то заворачивали, а потом и оставили за ненадобностью.
Схватив с жадностью, как безнадежный больной хватает долгожданное заморское лекарство, первый неказистый, с плохо отретушированными фотографиями экземпляр районной печати, женщина погрузилась в спасительный текст.
Читателем она была хорошим, опытным. Тем не менее, газеты чисто автоматически начинала читать с четвертой страницы. Минуя бравурные заказные передовицы, начинала с какого-нибудь легонького матерьяльчика, хотя в мыслях и корила себя за это.