Спустя пару минут ворох из парочки плотных пледов с трудом протиснулся в дверной проем, сопровождаемый тяжелый дыханием и звонким «ой», когда, запутавшись в собственных ногах, Глория рухнула на пол, чудом не дотянувшись носом до забытой на полу чашки. Девушка шумно выпуталась из сковывавшей ее ткани, одаривая смеющегося Джуна гневным взглядом, и выбежала из ванной. Тяжелый деревянный стул с шумом опустился на кафель возле стены-невидимки. Джун с интересом наблюдал, как один уголок пледа оказался зажатым между зубами девушки, а второй она крепко сжала в руке, легко вспорхнув на стул. Сбоку, на стене, торчало несколько крючков, на которые она вешала халат и полотенце. И хотя они немного мешали обзору в зеркале (почему их вогнали в стену именно там - было загадкой похлеще Бермуд), ее это вполне устраивало. Глория уже зацепила один конец одеяла за крючок и потянулась в сторону, растягивая второй конец перед собой, когда разочарованный голос послышался из-за стекла:
- Я прекрасно вижу твои стройные ноги, - Джун все же не удержался от комментария как-то незаметно перейдя на «ты». Глория глянула вниз и замерла. Сквозь плотную ткань отчетливо виднелась ванная комната ее соратника по несчастью.
- Что происходит? - она выпустила из тонких пальцев ткань, позволяя ей повиснуть на крючке вдоль стены. Несколько бредовых идей, благо кинематограф радовал своим разнообразием, были тщательно обсуждены, пережеваны с наспех сделанными бутербродами и запиты несколькими чашками кофе. Глория заметно расслабилась и активно выдвигала предположения. Она заставило его касаться вместе зеркала, тщательно просить у обитателя небес помощи или же прощения, он не совсем разобрал, что именно, среди потока ее слов, пока с закрытыми глазами стоял посреди ванной и чувствовал себя полным идиотом. Они двигали коврики по фен-шую и даже пытались разбить стекло. Ничего. Только ножка его крепкого стула треснула. Жалко, блин.
Спустя пару часов безрезультатных попыток они, запыхавшиеся и отчаявшиеся, растянулись на холодном полу. Джун повернул голову в сторону, сталкиваясь взглядами с Глорией. Она лежала, подсунув под голову руку, медленно выводя узоры на ворсинках коврика.
- Ты откуда? - вопрос сам сорвался с языка.
- Я..?
- Ну да. Я из Кранберга, небольшой городок, вполне обычное захолустье. Ты?
- Я тоже. Из Крансберга.
Джун приподнялся на локтях:
- И что? Орки не бегают? Машины летают? Инопланетяне?
Глория залилась звонким смехом. Тонкая ткань футболки, содрогаясь вместе с телом девушки, сползла с плеча, открывая соблазняющий вид на стрелку ключиц.
- Не похоже, что и у вас они там летают.
- Год? - Джун сглотнул и, с трудом оторвал взгляд от бледной кожи. Сейчас нужно было думать серьезно, а увиденное совсем скоро окажется на холсте. Он был в этом уверен.
- 2018-й, 16 марта, и, похоже, за окном льет дождь... У меня всегда гудят трубы, когда он идет...
Джун сорвался с места и за несколько шагов преодолел расстояние до балкона. Крупные капли косого дождя ударялись о мягкую обивку дивана и, разлетаясь мелкими брызгами, плавно стекали по щедро пропитанной влагой ткани. «Окно не закрыл», - растеряно провел по волосам Джун.
***
Небольшая груда грязной посуды разноцветным узором выделялась под раковиной, сиротливо прижимаясь к белоснежному фаянсу. Хлебные крошки, прибитые к верхней тарелке подтаявшим маслом, причудливо сбились в хаотичный рисунок. «Пикассо и Дали оценили бы», - хмыкнул Джун, удовлетворенно почесав сытый живот. То, что обедать приходилось на полу в ванной, его нисколько не смущало, да и впервые за долгое время он ел не один. Странно, ведь он не любил, когда его заставали за приемом пищи. Обыденное занятие казалось ему слишком личным, словно кто-то мог засудить за негромкое причмокивание и частенько падающие со столовых приборов куски. Грация рук, свойственная художникам, явно обошла его стороной и, как он сам (справедливо?) считал, то, что его картины продавались, а заказчики не только не сбегали, но и рекомендовали в творческих кругах, смахивало на ошибку свыше и иногда, ломая голову в поисках вдохновения для новой картины, он ждал подвоха. Ждал, что его разнесут в пух и прах, сравнив его картины с размазней сродни остатков на этих тарелках.
Джун старался избегать (и вполне успешно) шумные посиделки в честь проданных картин и каждый раз находил бесспорный повод слинять домой под недовольные взгляды друзей. А сейчас он, Джун, медленно дожевывает бутерброд, непроизвольно растягивая набитый рот в улыбке. Выглядит не особо привлекательно, но ощущение комфорта прочно пропитало небольшую комнату.