Брюнеточка отмерла первой и набросилась на него, прижимая к груди край простыни. От кого она там что-то скрывает? Мы ж оба уже все видели, а он еще и пощупать успел.
– Ты мне врал! Ты… ты женат! А я, я думала… у нас ведь столько общего!
Общего, конечно. Крошка, ты на пару лет всего старше меня, что у вас может быть общего? И так всем понятно, что решила богатенького папика отхватить. Не на того напала, я за свое еще поборюсь! Да и ему ты не больно-то нужна.
– Ева, послушай, – отмер он, наконец. – Я ведь тебе сразу сказал…
– Что? – беру свои слова обратно, я плохая актриса, а вот брюнеточка Ева – просто отличная. Сколько трагизма в глазах и голосе, сколько возвышенного пафоса. – Я люблю тебя, поверь мне. Как только встретила тебя, моя жизнь перевернулась. Зачем тебе она, я всегда буду рядом с тобой!
И снова потянула к нему свои грабельки.
– Еще скажи, что беременная, – доверительно посоветовала я.
Она в шоке уставилась на меня. Да, я тоже немного в шоке, с каких пор всяким курицам помогать начала?
– Может сработает. Хотя нет, – вспомнила я события зимы. – В прошлый раз не сработало. И это, давай одевайся, хватит телесами светить. Неприятно.
Я развернулась.
– Буду на кухне, милый. Избавишься от гостьи, приходи.
Я прошла на кухню и закрыла за собой дверь. То, что будет дальше, я знала прекрасно. Сначала она начнет его уговаривать, потом угрожать, а под конец закатит истерику. Почему-то все вели себя так, по одной схеме, словно клоны. Голоса я услышала уже через пару минут. Раздражение с новой силой поднялось во мне. Выселить его что ли? А то житья никакого нет. Повадился приводить баб ко мне домой. Я вздохнула, почувствовав боль. Опять не заметила, как начала крутить кольцо и слишком сильно его дернула, зажав кожу на суставе.
Громко хлопнула дверь. Еще одна любительница громких скандалов покинула мою обитель тишины и спокойствия.
Дверь на кухню тихонько открылась.
– Прости. Если бы знал, что ты сегодня приедешь, ни за что бы ее не привел.
– Она же противная, – устало ответила я.
Он подошел, чтобы меня обнять, но я, скривившись, отстранилась.
– Прими душ, пап, от тебя воняет ее духами.
Он хмыкнул и вышел.
Вот так я и живу. Иногда весело, иногда не очень. Мне восемнадцать. Этой весной я закончила школу, твердо зная, чего хочу от жизни. Быть как все, но при этом не стать одной из многих. Здесь, в городе с населением в миллион жителей, это должно быть просто.
Мой папа… да, он особенный. По сути, бабник, каких поискать, но ради меня готов на все. Если бы его не было в моей жизни, даже не знаю, кем бы я стала. Он никогда не давал мне унывать и всегда поддерживал. Когда разбивала коленки, учась ездить на велосипеде, когда выгнали из хора, потому что не влилась в коллектив. Когда первый раз влюбилась, получила первую двойку и первую награду. Он всегда был рядом со мной. Он не учил меня быть сильной, но делал все, чтобы я не стала слабой. Меня не баловали, наказывали, если была виновата, ругали. Но при этом все было для того, чтобы я была сама собой.
Первого сентября я войду в двери университета, который выбрала сама. В который поступила на бюджет сама, без всякого блата, хотя возможности были. Я сама выбрала специальность, и сама буду держать ответ, если у меня не получится.
Я безумно благодарна ему за это.
– Теперь простишь, – на меня повеяло любимым цитрусовым ароматом.
– Не могу на тебя обижаться. Хотя это вроде как моя квартира, а ты сюда водишь… всяких.
Да-а-а. Хоть мне и восемнадцать, у меня собственное жилье. Учитывая мою полнейшую самостоятельность с шестнадцати лет, это, мягко говоря, не удивительно. Папин подарок на мой день рождения. Вот только я думала, что буду жить одна, а он второй месяц уже тусуется здесь.
– Я думал, ты не против.
– Я и не против. Просто скоро учеба. У меня, может, новые друзья появятся. Подружки, – такой жирненький намек ему. – А тут папа-цербер. С тобой даже в люди выйти нельзя, обязательно какая-нибудь кукла прицепится!
– Лан, не начинай с утра пораньше.
Он поморщился и налил себе кофе. День без чашки – день прожит зря! Еще один жизненный девиз Павла Григорьевича Тихонова. Вроде бы ничего особенного, если бы таких правил и девизов у него было мало.
– Пап, тебе ж уже за полтинник.
– И? – закатил он глаза, наслаждаясь вкусом.
– Да просто подумала, что в который раз чувствую себя старше, чем ты.
– Неправильно, – голосом кота Матроскина начал он.
– Пап, может, ты уже остепенишься? А? Женишься, наконец? – спросила я у его спины, когда он обернулся к раковине, чтобы сполоснуть кружку.