— Ты не знала?
Облокачивается спиной о парапет, достает из кармана рубашки вейп и глубоко затягивается. Из ноздрей валит молочно-белый дым.
Руслан всегда на два шага впереди. Я никогда не переиграю его в шахматы.
— Нет, — качаю головой и встаю рядом.
Он протягивает мне вейп, но я отрицательно качаю головой.
— Это еще что! Вот когда они сделают нам братика или сестричку, все станет совсем уж весело.
— Шутишь? В их возрасте…
В их возрасте занимаются скандинавской ходьбой или на даче цветочки сажают. Какие еще новые дети?
— Твоей маме сколько? 44? А для мужчины возраст вообще не важен, — говорит он с видом философа.
Раньше я делила маму с блогом. Потом с блогом и Вадимом. А теперь мое место занимает гипотетический младенец.
— Это опять твои шуточки?
— Нет, — смотрит на меня своими прожигающими глазами, которые в полутьме сияют, как звезды. — А что тебя смущает? Ты уже и сама скоро замуж выйдешь и тоже кого-нибудь родишь.
— Не хочу я рожать!
Я и целовалась-то всего пару раз, и то не как в фильмах показывают. При мыслях о поцелуях инстинктивно облизываю губы.
— Ну, так дело добровольное, — усмехается он и делает очередную затяжку. — Подожди-ка! Сейчас вернусь!
Руслан резко срывается с места и через пару минут возвращается с букетиком белой сирени. Протягивает его мне вместе с улыбкой. Я громко чихаю; глаза в момент потекли.
— Ты специально это делаешь?
— Что? — не понимает Руслан. — Я хотел примириться! Это типа белый флаг.
— У меня аллергия на эту гадость!
— Дотнара, у тебя, правда, аллергия на сирень?
— Ага, — киваю я, срываясь в безудержное чихание.
— Мне с тобой повезло, — ляпает он не в лад, невпопад.
Глава 3. Нара. Баритон с нотками сажи газовой
Мечты иногда сбываются. С того ужина, который закончился неожиданно приятной прогулкой, я Руслана больше не видела — ни у нас дома, ни в кофейне. Мне бы хотелось отмотать время назад и не быть такой токсичной и грубой.
Все закрутилось вокруг маминой свадьбы, и только в выходные я могу сбежать на дачу. Дача — моя машина времени. Стоит открыть калитку и все, что я так люблю, возвращается. Мама, папа и лето.
Тут все как в детстве — не только в моем, но в папином. Мамины руки пока еще не дошли до этого места, и ремонт ничего не стер. Не нужен мне ухоженный газон. Оставьте бугристый участок, засаженный кривыми, трухлявыми яблонями, которые плодоносят год через год. Я хочу, чтобы в доме оставалась обстановка восьмидесятых. Умоляю, не заменяйте ее штамповкой из "Ikea".
Прошлое пропитывает каждую вещь, а в обшарпанных стенах все еще живет счастливое детство. Пальцем стираю слой пыли со старого лампового телевизора, на котором мы с папой смотрели «Тома и Джерри». Напротив — его любимое кресло. Папа читал запоем, сидя в нем. Помню, как приходила вечерами и залезала к нему на колени, а папа откладывал умные взрослые книги и доставал мою любимую: толстую в изумрудно-зеленом переплете и с названием «Страна Оз» на обложке. Я беру ее в руки, такую потрепанную, но родную и уютную. Раньше казалась больше, а теперь такая легкая и рыхлая. Прижимаю книгу к себе и едва сдерживаю слезы. В груди больно и горячо, а глаза влажные без всякой сирени.
Я любовно укладываю книгу на полированный стол-книжку и выхожу из дома, чтоб сбить градус воспоминай. Все так живо и мертво одновременно. Медленно иду по едва видной в высокой траве дорожке, сложенной из узких плиточек. Вхожу в летнюю кухню, выкрашенную зеленым. Этот цвет почти как зеленая ФЦ. Руслан. Мне так стыдно за свое поведение. Да, он подшучивал надо мной, но как-то по-доброму, и единственный поддержал. С тех пор как не стало папы, Руслан стал первым, кто протянул мне утопающей руку помощи. Я где-то перестаралась: то ли слишком его демонизировала до нашего официального знакомства, то ли слишком рьяно стала оправдывать после. Я до сих пор чувствую прикосновения его пиджака к голым рукам, а в носу стоит смесь парфюма и тиктака. Я даже перерисовала тот арт: расшила ему рот и убрала рожки.
Втыкаю в розетку старенький «Саратов» и взглядом пробегаюсь по стенам. Тут все изрисовано мною четырехлетней. Мама хотела покрасить стены в цвет айвори, но папа был против. Палка-палка-огуречик. Я нарисовала всех нас. Мы с папой вместе, и мама — чуть поодаль. А вот отпечатки наших ладоней: папин — желтый, мой — розовый и мамин — красный. Мы все вместе.
Беру бутылочку воды и возвращаюсь в заросший травой сад. Между двумя яблонями с толстыми стволами натянут гамак. Сетчатый гамак, который однажды вырвал мне родинку на спине. Крови было жуть как много, и шрам остался.