— Айя, за меня не волнуйся. Я справлюсь.
— Ты уверен? Какой-то ты не такой. Ты где? Еще что-то случилось?
Кристос повышает голос.
— Потом, Айя. Рассказывай дальше про машину.
— Никогда не угадаешь, где управляющий нашел эту «клио». Бельон оставил ее на стоянке агентства, среди других автомобилей! Меньше чем в трех сотнях метров от отеля. Если бы час назад другой клиент не приехал возвращать машину, они до завтра ничего бы не заметили. Что ты об этом думаешь? Кристос, ты меня слышишь?
— Ага.
— Ты обкурился, что ли?
— Я в порядке, Айя, не трепыхайся.
— Ладно, беги. Я в тебя верю, ты сумеешь разговорить эту чертову тачку. И последнее, Крис…
— Что?
— Я хорошо тебя знаю. С тобой что-то не то. Не знаю что и не стану тебя доставать, если ты не хочешь говорить об этом, только пообещай мне, что будешь осторожен. Я тобой дорожу.
— Спасибо, красавица. Я тронут.
Он отключается. Охотничий пес взял след.
Имельда была убита после того, как просмотрела в полиции все бумаги по делу Бельона. Ее зарезали, как Родена и как Шанталь Летелье. Вот только на этот раз у Марсьяля Бельона железное алиби: когда ее убили, он шел через Песчаную равнину — это могут подтвердить полсотни полицейских. Напрашивается вывод: Родена убил не Бельон, и Шанталь Летелье тоже.
Настоящий убийца свободно разгуливает по острову.
Тот самый тип, который воткнул нож в сердце Имельды.
Кристос расталкивает зевак, садится в машину и срывается с места. Шины взвизгивают, сирена воет, пахнет разогретой резиной, он резко выкручивает руль на виражах, машины, едущие навстречу, из Сен-Луи, благоразумно уступают ему дорогу.
С каждым поворотом пейзаж открывается, потом исчезает, разноцветные башни валятся будто кегли, мелькают мечеть с синим минаретом, церковь с белой колокольней, страшные морды чудовищ на крыше индуистского храма, словно шарлатаны, перед носом у которых Кристос захлопнул дверь.
Пикап пролетает мимо прилавков с фруктами и прохожих на тротуарах, срезает напрямик.
Он вполне может не вписаться в вираж, или тормоза могут отказать — ну и пусть, ему все равно.
47
Одна жизнь в уплату за другую
16 ч. 17 мин.
Пальцы Грациеллы сжимаются на спусковом крючке.
— Последний раз повторяю: положи девочку!
Марсьяль стоит, прислонившись к стволу пандана. Он решил не уступать до тех пор, пока не получит доказательства, что Лиана жива.
— Где Лиана?
— Марсьяль, я выстрелю в девочку.
— Где Лиана? — тихо повторяет Марсьяль, он избегает резких движений, чтобы показать, что не хочет разбудить дочку.
Грациелла в нерешительности. Ее указательный палец медленно надавливает на спусковой крючок. Марсьяль сжимает в руках маленькое сонное тело, не переставая молиться: только бы Грациелла не ограничилась одним выстрелом в упор. Она, наверное, мечтала о более торжественной казни для Софы.
Надо затягивать переговоры.
— Софа пешком шла через весь остров, чтобы увидеть мать. Ты не можешь отказать ей в этом…
Грациелла улыбается, ее пальцы, стиснувшие пистолет, слегка разжимаются.
— Ты не изменился, Марсьяль. Все так же хорошо умеешь уговаривать. Что ж, раз ты так на этом настаиваешь — вперед.
Она показывает дулом пистолета в сторону моря, прямо на пришвартованную лодку.
— Иди первым.
Марсьяль осторожно ступает по мокрым черным камням. Он старается сохранять равновесие, хотя без помощи рук это нелегко. Надо пройти хотя бы несколько метров. Грациелла больше не настаивает на том, чтобы он разбудил Софу. Она поняла, что, пока руки у него заняты, он никаких отчаянных попыток нападения предпринять не сможет.
— Ты почти дошел, — говорит Грациелла у него за спиной. — Загляни в лодку.
Марсьяль делает еще шаг вперед. Волны без устали качают лодку, привязанную к стволу пандана двухметровой веревкой. Сначала Марсьяль замечает две двадцатилитровые канистры с бензином, закрепленные рядом с мотором.
А потом он видит Лиану.
Она лежит на дне надувной лодки. Во рту кляп, руки и ноги связаны мягкой проволокой.
Живая.
Марсьяль в ярости оборачивается, глаза у него наливаются кровью.
— Что ты с ней сделала?
У Грациеллы загораются глаза.
— До тебя начинает доходить, что это не игра? Негритос, старуха зорейка — до них тебе, в общем, не было дела, их смерть тебя не касалась. Но две твои любимые девочки…
Марсьяль дрожит от бешенства. С трудом сдерживаясь, он снова поворачивается к лодке. Лиана смотрит на него пустыми глазами, словно с трудом узнает.