Все, пора идти. Рисковать нельзя.
Откуда-то сверху, со скалы, катятся камни. Она чертыхается — про этих-то совсем позабыла, опять эти проклятые негритосы со своими мангалами. Этот мыс, бухту Каскадов, ущелье Белькомб — они все заполонили, нигде от них не скроешься. Ей не терпится вернуться на Маврикий. Как она могла столько лет прожить на этом острове недоумков, провонявшем карри и жареной говядиной?
Снова начинают сыпаться камни, на этот раз дольше, а потом неизвестно откуда, перекрывая грохот этого микрообвала, слышится голос.
— У меня на острове немало друзей-серфингистов. Сначала я вместе с девчонками изумлялся и восхищался тем, как они рискуют. А потом они мне объяснили, что, изучив хоть сколько-нибудь морские течения, довольно легко, зная, откуда плывет предмет, точно предсказать, в каком месте его прибьет к берегу…
Кристос подошел к самому краю скалы, теперь он возвышается над пляжем и Грациеллой метров на пять. В руке у него пистолет, и он целится в Грациеллу.
— У меня было преимущество перед всеми остальными полицейскими, я их опередил.
Грациелла, побледнев, вытягивает шею: глядя против света, она различает лишь огромный силуэт на скале, но она узнала голос полицейского из Сен-Жиля. До чего он додумался? Она осознает, что уже ничто не связывает ее с малабаром, который убил Родена, зорейку с голубыми волосами и негритоску: не осталось ни бейсболки, ни курты, ни толщинок, ни желтоватого тонального крема на лице — его давно смыла океанская вода.
— Бельон заманил меня в бухту Каскадов. Он сказал, что…
Внезапно раздается выстрел, пуля, оцарапав ухо Грациеллы, врезается в камень чуть дальше.
Грациелла вздрагивает.
— Да вы с ума со…
Кристос не дает ей договорить.
— Не трудитесь перечислять мне алиби, мадам Доре. Я думаю, произошло, как бы это сказать, недоразумение. Мне кажется, вы путаете меня с другим человеком, с полицейским из Сен-Жиля. Вы его помните? Того самого, которого вы недавно сочли полным идиотом. Да, я на него похож, это верно, но — и тут я ничего нового вам не открою — не надо судить по внешности…
Не выпуская из рук пистолета, Кристос садится, с непринужденным видом устраивается на самом краю нависающей над маленьким пляжем скалы.
Грациелла пятится. Ей не уйти.
Серая отвесная скала похожа на тюремную стену, и этот полицейский торчит на сторожевой вышке.
— Но я вам не представился, я — муж Имельды Каджее. Помните — Линь Паради, негритянка, которую вы бросили на свалке, перед тем всадив нож ей в сердце.
— Вы с ума сошли, вы…
Грациелла решительно направляется к огибающей скалу узкой тропинке.
Новый выстрел, в нескольких метрах от ее ноги, — приказ не двигаться с места.
— Если бы вы нарвались на полицейского, мадам Доре, он передал бы вас в руки правосудия, чтобы обеспечить справедливое решение. А вот обычный человек, только что потерявший любимую женщину…
Он целится ей прямо в лоб. Окаменевшая от ужаса Грациелла не может пошевелиться. Взгляд у Кристоса совершенно пустой, в нем нет ничего — ни страха, ни ненависти, ни решимости. Она понимает, что никак не сможет на него повлиять, ни хитрость, ни шантаж не подействуют.
Ему все безразлично. Не на что выменивать. Он все потерял.
Он выстрелит.
— Я сделаю вам одолжение, мадам Доре. Вообще-то, я думаю, Имельде не понравилось бы, что я вас так застрелил. Она была невероятно умна, но, как и все на этом острове, слепо верила в приметы, молитвы, пожертвования, почитание умерших, всякое такое, понимаете, о чем я? Вы знаете молитвы кафров, мадам Доре?
Грациелла молчит и только едва заметно качает головой. Не отводя от нее взгляда, Кристос кладет пистолет рядом с собой и вытаскивает из кармана пакетик с коноплей. Прежде чем снова заговорить, не спеша делает самокрутку и закуривает.
— Нет? Вам никогда ни о чем не надо было просить кафрских богов? Тогда я сам попытаюсь прочитать молитву за вас. На память. Я вам ничего не обещаю, но я почти каждый вечер слушал, как дети, Дориан, Жоли и Амик, повторяют ее, перед тем как лечь в постель. Эти трое малышей — дети Имельды Каджее. Можете поблагодарить этих маленьких кафров за короткую отсрочку, которую я вам даю, мадам Доре. Чтобы вы понимали, о чем речь, это заканчивается примерно так: «Mé tiranou dann malizé» — «Но избави нас от лукавого», если вам требуется перевод.
Кристос снова направляет пистолет на Грациеллу, целится прямо в ее лихорадочно блестящие глаза и медленно начинает: