Они не будут стрелять.
Марсьяль знает, что должен бежать еще быстрее, туман над Песчаной равниной может растаять в любую минуту. Разорваться в любом месте. Они спасутся, только если добегут до зарослей, между кустов туман может висеть часами. Они достаточно долго будут невидимыми, чтобы оторваться от погони, а потом затеряются в окрестностях Сент-Роз. Полицейским никак не угадать, в каком направлении они бегут.
— Не расходитесь! — орет в мегафон Ларош. — Встаньте в цепочку! Бельон не должен проскочить.
Марсьяль представляет себе, как полицейские вслепую шарят руками — точь-в-точь мальчишки, играющие в жмурки. Не более опасные для них, чем эти самые мальчишки.
Царапины обрадовали его едва ли не до слез.
Они добрались до кустов!
Он слышит рядом шумное дыхание Софы. Им нельзя произносить ни слова, они должны двигаться дальше, углубиться в заросли.
Марсьяль отводит свободной рукой хлещущие по лицам невидимые ветки. Отец и дочь бегут так быстро, как только могут.
Они удаляются, они уже не слышат криков полицейских.
Они победили!
Теперь им остается только спуститься к океану и добраться до бухты Каскадов.
Они успеют вовремя на назначенную встречу.
Они…
И вдруг Марсьяль спотыкается. На мгновение отвлекся — наступил на корень, пошатнулся, шагнул вбок, чтобы восстановить равновесие…
Влажная рука Софы выскользнула из его руки.
Он кусает губы, потом еле слышно шепчет:
— Софа?
Кричать нельзя. И даже громко говорить. Большей глупости не придумаешь. Софа здесь, в нескольких метрах от него.
Только его дыхание в бледной ночи.
— Софа?
В ответ ни звука. Марсьяль водит руками вокруг себя, его кожу раздирают невидимые шипы.
Он шелестит как можно тише:
— Солнышко, я сейчас тебя найду, только стой, не шевелись.
С голосом он справился, а вот мысли обуздать невозможно. Он знает эти места. Здесь на каждом шагу упавшие деревья, голые камни с острыми краями, расселины. Достаточно нескольких минут, чтобы Софа потерялась, — так же быстро, как погонщик верблюдов, застигнутый в пустыне песчаной бурей.
— Софа, я здесь, я сейчас тебя найду. Умоляю тебя, никуда не уходи.
Он говорит громче, забыв об осторожности.
В ответ ни звука. Ватное небо даже эхом не отзывается.
Марсьяль едва сдерживается, чтобы не заорать во все горло. Он заново проживает самый страшный кошмар.
Он стоит на краю пляжа. Один.
И кричит. Перед ним пустое море.
Он выкрикивает имя своего сына.
— Алекс…
37
Дом малабара
11 ч. 41 мин.
Лиана, распаленная полуденным солнцем, трясет своими прелестными беленькими грудками над щетиной Марсьяля. Красавица сидит на муже верхом, мускулы ее длинных ног напряжены так, что красные стринги на ней вот-вот лопнут. Марсьяль блаженствует, лежа под ней, и, похоже, уже не знает, за какое место ее потрогать. Прижать ладони к этому плоскому животу? Или к блестящей от масла и пота спине? Или обхватить круглую попку? А может, поработать еще и ртом, целовать, не отрываясь, не переводя дыхания эти торчащие перед ним соски, эти губы, скрытые волной светлых волос?
У Марсьяля стоит, увеличенная до формата А3 фотография не оставляет ни малейших сомнений насчет этой подробности.
Маленькая Софа играет в двух метрах от них, в тени пальмы. Бельоны одни на этом пляже с черным песком — на пляже Этан-Сале, Имельда сразу его узнала.
Моментальный снимок счастья.
Кто мог их сфотографировать?
Имельда отходит подальше и мысленно повторяет этот простой вопрос.
Кто мог сделать этот снимок, а также другие фотографии, десятки фотографий, прикнопленных к стенам этой грязной лачуги?
Имельда насчитала тридцать семь фотографий, напечатанных в форматах А4 и АЗ. Странная выставка создает впечатление, что какой-то папарацци постоянно шпионил за Бельонами с той минуты, как они прибыли на Реюньон. Фотографии явно были сделаны при помощи мощного объектива, без ведома Марсьяля и Лианы. Вот они на террасе ресторана в Сен-Жиле, на рыночной площади; вот перед индуистским храмом в Сент-Андре; вот у стойки с открытками на главной улице Хель-Бурга… Но больше всего неизвестного фотографа интересовали крупные планы маленькой Софы — ее большие голубые глаза, ее веснушки, ее крохотные ямочки. Выглядит как любая другая малышка, покорная жертва изобретения цифрового фотоаппарата, думает Имельда. Вот только автор снимков не стал просить Софу ему позировать…