13 ч. 05 мин.
Дзинь-дзинь-дзинь.
Кристос гоняет кубик льда в стакане с пуншем, он звенит, как ксилофон в радиоигре.
— Ну так что?
Служащие «Аламанды» сидят на высоких плетеных стульях из серого пластика. Стулья выстроены полукругом перед стойкой бара. Кристос остался стоять. Здесь все кроме уборщицы Евы Марии Нативель и садовника Танги Дижу, который повез Журденов в аэропорт. Вообще-то странно, что он до сих пор не вернулся, думает Кристос. На то, чтобы добраться сюда из Сен-Дени, двух часов многовато.
Тень стены, которой огорожен сад отеля, защищает их от палящего солнца. Позади них, на самом солнцепеке, немногочисленные туристы валяются в шезлонгах, отодвинув их подальше от бассейна, туда, куда не долетают брызги — дети раз за разом прыгают в воду.
Арман Зюттор устроился на равном расстоянии от своих подчиненных и от постояльцев, в тени пальмы, придвинув стул вплотную к ее стволу.
— Ну так что?
Кристос снова читает вслух семь имен. Медленно. Отчетливо выговаривая каждый слог, как будто повторяет фразы диктанта для малограмотного класса.
Мохамед Диндан
Рене-Поль Грегуар
Патрисия Токе
Алоэ Нативель
Жоэль Жуайе
Мари-Жозеф Инсуду
Франсуа Каликст
Или, может быть, Франсуаза Калликст.
Дзинь-дзин-дзинь.
— Никогда не слышали про этих людей?
Зюттор устало смотрит на часы, как будто учитывает с точностью до минуты время, потраченное его сотрудниками на допрос.
Да еще в выходной день.
Кристос поворачивается к стойке, готовит себе еще стакан пунша.
— Ни одного из семи не знаете? Реюньон — это все же не Австралия.
Тень стены, укрывающая служащих «Аламанды», постепенно уползает к бассейну. Кристос на это не рассчитывал, но теперь думает, что это, возможно, развяжет им языки. Кто не ответит, тот будет печься на солнце.
Первым поджарился Габен Пайе, сидящий напротив младшего лейтенанта. Он в конце концов не выдерживает и начинает говорить:
— Кристос, это все давняя история. Дело было почти десять лет назад. С тех пор здесь выросло много гостиниц. Появились сотни кроватей. Тысячи креолов меняли постели, подавали завтраки, складывали полотенца на тележки. Поработают неделю или месяц, срок контракта закончится — и они уходят…
Наиво Рандрианасолоаримино, которому остается еще несколько минут пробыть в тени, вставляет профилактическое замечание.
— Да еще эти реюньонские фамилии, все похожие одна на другую. Оаро. Пайе. Диндан…
Кристос не упускает случая.
— Нативель… Много на острове Нативелей?
Мокрый от пота Габен в прилипшей к темной коже цветастой рубашке внезапно встает, заходит за свою стойку, открывает бутылку «перье», добавляет в стакан кубик льда и кружок лимона и, не глядя на остальных, возвращается на свое место.
— Это племянница Евы Марии!
Кристос широко улыбается.
Вот она, наконец, эта связь между прошлым и настоящим… Ева Мария Нативель — главный свидетель обвинения, кроме нее, никто не может сказать, вышла Лиана Бельон живой из тридцать восьмого номера отеля «Аламанда» или нет.
— Что ты хочешь о ней узнать, пророк?
— Все. Выкладывай, я разберусь.
— Разбираться-то особенно не в чем, не так много можно о ней рассказать. Я в то время работал в «Бамбук-баре». Алоэ была официанткой в ресторане «Кап-Шампань» на другом конце пляжа Букан-Кано. Она была хорошенькая, и даже очень хорошенькая. Такой прелестный тропический цветочек, ну ты себе представляешь. Клиентам она нравилась. Марсьялю Бельону тоже.
Тень еще немного отступила. Теперь все служащие отеля обливаются потом под безжалостным солнцем, только Арман Зюттор остается в холодке под пальмой, но все равно сидит надутый. У Кристоса нет ни малейшего желания сократить этот сеанс воспоминаний, чтобы уберечь их от солнечного удара.
Допив пунш, он снова обращается к Габену.
— Стало быть, ты с самого начала знал, что Марсьяль Бельон не обычный турист, как все, а зорей, который вернулся в метрополию. Мы бы выиграли время, если бы ты сразу сказал об этом…
— А никто меня об этом не спрашивал…
— Мы бы, может, раньше задержали Бельона, — продолжает Кристос. — Шанталь Летелье, может, осталась бы жива.
— Да ладно. Я же не мог догадаться… Это ты у нас пророк…
Младший лейтенант пропускает это мимо ушей. Айя сведет с ним счеты потом. Сопоставив обрывки сведений, полученных от Габена, он продолжает.
— Хорошо. Вернемся к Алоэ Нативель. До какой степени она нравилась Бельону?
— Она была его любовницей, — отвечает бармен, поставив стакан на подлокотник. — Марсьяль любил срывать такие прелестные цветочки.