Он уже практически убедил себя, что вчера ничего не было. Ему просто почудилось, а когда чудится, надо креститься. Звучало хорошо, он даже усмехнулся про себя.
Почему бы не подойти и не пригласить человека на обед? Родственницу? Это хорошо и правильно. У нее только-только муж умер. Ей, наоборот, надо больше общаться с людьми, говорить, излить свое горе. А не замыкаться в себе.
Тем более что вчера вдова показалась ему измученной и нездоровой.
Правда, под всеми альтруистическими рассуждениями таилось нечто весьма и весьма плотское и темное. То, чего он не хотел признавать и чему не желал давать названия. А потребность была сильна, непреодолима. Она приказывала ему пойти и взять женщину себе.
Но мужчина задавил в себе этот темный голос. Нет у него никаких задних мыслей, просто родственница, просто общее горе! И ничего больше!
Себя он практически убедил. Осталось пойти и пригласить ее вместе пообедать.
Однако с каждым шагом решимость таяла. К тому моменту, когда Николай вышел в коридор и подошел к двери отдела, он уже даже не мог бы сказать, какого лешего все это затеял. У него проскальзывала мысль, что пригласить Маргариту Павловну при всех - значит дать пищу сплетникам, чего, по большому счету, не хотелось.
Но и от этой мысли он пытался отмахнуться. Можно дождаться, пока народу в отделе не останется, можно найти любой предлог. В конце концов! Он что, не может просто взять и зайти в свой отдел?!
Он так и остался в коридоре перед дверью, пытаясь привести в порядок мысли и успокаивая дыхание. Войти внутрь - ноги не несли, но и уйти не получалось. Глупо. Мимо прошли две сотрудницы, поздоровались. Васильев кивнул в ответ и вытащил телефон, сделав вид, что слушает.
Кошмар. Это уже было дно. Какой-то детский сад!
Хотел развернуться и уйти и вдруг услышал из-за двери:
- Маргарита Павловна, что-то вы неважно выглядите сегодня. Пойдемте-ка пообедаем. А то вы в последнее время вовсе не едите.
Это тот старый прохвост Коротков? У него кулаки непроизвольно сжались.
И ее голос:
- Что вы, Сергей Иваныч, я ем. Правда.
- Оно и видно, совсем исхудали. Пойдемте, составите компанию старику.
Несколько секунд молчания, потом ответ:
- Хорошо, Сергей Иваныч, сейчас, я только из программы выйду.
- Вот и правильно.
Николай стоял, слушая их разговор, и понимал, что его это бесит. Бесит, что старый сморчок опередил его, а главное - бесит, что она согласилась. От этого он стал мрачен и задумчив и незаметно вернулся к себе. Дверь не стал закрывать, оставил щелочку и встал прямо за дверью, зная, что им придется пройти к лифтам по коридору, минуя его кабинет.
С ним сейчас творилось что-то странное. Николай не осознавал и не смог бы объяснить себе, что делает. А ведь он сейчас за этой женщиной, за вдовой Кости, следил, как обманутый любовник. Подглядывал. Зачем? Зачем прятаться и подглядывать? Глупость какая-то.
Глупость. Но в нем волнами стала подниматься злость, когда Костина вдова вместе с пожилым сотрудником прошла мимо него к лифтам. Он почему-то обиделся. Настроение испортилось, даже есть расхотелось. Темная потребность душно охватила горло, заставляя сбиваться дыхание и отравляя кровь.
***
Рита сидела в кафе с въедливым старым перечником Коротковым. Что-то ели, вкуса она все равно не чувствовала. Сергей Иваныч что-то говорил, Рита отвечала. Потом пили чай. В какой-то момент она неожиданно поняла, что слышит его слова. Хотя раньше они проходили мимо сознания, отвечала на автопилоте.
- Маргарита Павловна, вы не молчите, не носите горе в себе, - пожилой мужчина смотрел на нее доброжелательно и серьезно. - Лучше расскажите, каким он был. Ваш муж.
- Мне тяжело говорить об этом, - сказала Рита.
А сама подумала, что в этот конкретный момент была подавленной вовсе не из-за Костика. Нет, ее угнетало вчерашнее.
- А вы просто расскажите мне что-нибудь хорошее. Хорошие воспоминания, светлые. И постарайтесь вспоминать только веселые моменты из вашей жизни. Хотя бы один.