- Ну Троепольцев, ну барахольщик, - нежно пробормотала она, вспомнив, сколько пилила Костика за эту его мальчишескую страсть к железкам.
На глаза навернулись слезы, она смахнула их и снова стала рыться в непонятных детальках, коробочках...
И вдруг заметила это.
Ей показалось, что она уже однажды видела где-то этот серебристый холодный отсвет. И что ей непременно нужно взять эту сплюснутую, потертую от времени железку с собой. Правда, она не знала зачем. Но подсознание упорно наталкивало ее на мысль, что железку взять необходимо.
Рита уже протянула руку взять это, и тут ее внимание отвлек стоявший на средней полке смешной брелок для ключей - ослик на цепочке с колечком. Подумать только, почему она раньше его не замечала? Ослик был веселый и упитанный, вместо хвоста на попке странный значок, чем-то похожий на значок Мерседеса.
Она улыбнулась, вспоминая, как Костик подарил ей его.
Это было в тот день, когда они впервые переспали. Покачала головой - какие молодые, беззаботные и счастливые они тогда были! А теперь...
Теперь его нет, а она скоропалительно выходит замуж за его троюродного брата. Интересно, что бы сказал Костя по этому поводу?
- Троепольцев, Троепольцев, как же мне тебя не хватает, - с грустью проговорила Рита, оглядывая полки с Костиным барахлом, и вышла из кладовки.
Она впервые озвучила это для себя, словно только сейчас поняла, кем был для нее первый муж. Ослика она взяла с собой как кусочек прошлой жизни. Как частичку их с Костиком счастья.
Потом порылась немного в шкафах, дожидаясь Васильева. Одежды у женщины не бывает слишком много, да и не станет же она все время ходить в одном и том же? А Николай Васильев, по всему видать, захочет, чтобы она сидела дома. У него дома. Неизвестно, когда ей еще удастся сходить за покупками, да и зачем, у нее и так шмотья хватает.
Костя не жалел денег ей на тряпки, только посмеивался и называл чокнутой шопоголичкой. Он вообще умел так переиначивать все эти дамские термины, что становилось смешно. Например, кутикулы называл «кустикулы». И вообще он был смешной. Руки потянулись к Костиным рубашкам и костюмам, она вытащила их из шкафа, разложила на кровати, легко поглаживая ткань.
Время пролетело незаметно. Звонок в дверь заставил Риту вздрогнуть. Взглянула на часы - должно быть, Николай приехал. Она пошла открывать.
глава 13
В дверях стоял Володя Панин, паренек с нижнего этажа. Ладный, рослый мальчишка-старшеклассник. Плечи, бицепсы, крепкие ноги, да и остальное тоже - все как у взрослого мужика, а лицо еще детское. Хорошее детское лицо, глаза лучистые, светящиеся изнутри. Напомнил ей Костю Троепольцева, навернулись слезы. Рите подумалось, что его должны очень любить девчонки.
- Маргарита Павловна, вам письмо пришло, по ошибке в наш ящик положили.
И протянул Рите конверт.
- Спасибо, Володя.
Парень уже собирался уходить, когда она его окликнула:
- Володя, постой! Мне позвонили, что соседей затопила, а я смотрю, вроде везде все в порядке. Ты не знаешь, в чем дело?
Парень развернулся и подошел к самой двери.
- Нет, Маргарита Павловна, я вообще про это в первый раз слышу.
Как раз в это время подошел Васильев. Увидев его враз окаменевшее лицо, парень извинился и ушел. Николай проводил мальчишку тяжелым взглядом. Настроение почему-то испортилось.
- Кто это, зачем приходил? - Николай Маркович зашел в дом.
- Сосед с нижнего этажа. Письмо принес, по ошибке к ним в ящик опустили, - отвечала, а у самой от этого вопроса, высказанного недовольным повелительным голосом, будто даже горчило во рту.
Ни он, ни она даже не взглянули на само письмо. Рита не глядя положила его на тумбочку в прихожей. Придавленная необходимостью оправдываться, она опустила голову и уткнулась взглядом в его ботинки.
***
Не смотрит на него. Опять!
Видит Бог! Он же чувствовал себя почти героем, потому что сделал почти невозможное - договорился, чтобы их расписали на этой неделе. Задействовал всю их с Костей «мохнатую» родню: и Мальбахов, и Федотовых, и Заушманов, и Даггерштейнов, и даже Борисовых со Штернами. Просил сохранить пока что в тайне, большую свадьбу сыграют потом, когда положенный год траура пройдет. Ему родня резонно заметила, что и расписываться бы следовало, когда год пройдет, мол, немного уважения к троюродному брату проявить не мешало бы. Но он не мог ждать. Не мог!