Мередит Дьюран
Не отрекайся от любви
Пролог
– Нет!
Собственный голос показался ей чужим. Хриплый, низкий. Сколько соленой воды она проглотила? Нос и горло саднило, словно их натерли щелоком. Она снова кашлянула. За килем опрокинутой шлюпки до самого горизонта плескались бесконечные волны.
Достаточно просто отпустить руки…
Скрюченные пальцы периодически теряли чувствительность. Красные, потрескавшиеся от солнца, они уже много часов цеплялись за борт. Ей удалось вскарабкаться на корпус. Вскоре с другой стороны за шлюпку уцепился выживший товарищ по несчастью. Он прыгнул в воду перед самым погружением корабля на дно, надеясь, что сможет править шлюпкой, когда море наконец успокоится.
Но он не успел даже вскрикнуть. Налетел очередной вал, она всеми силами пыталась удержаться за лодку, и когда, отплевываясь, огляделась, рядом никого не было, мужчина исчез.
А потом все стихло. Вода поглаживала ее по спине. Плеснула хвостом рыба. Небо синее, пустое – птицы так далеко не залетают – и нестерпимо яркое. Глаза резало.
Отпустить шлюпку? Разжать пальцы?
Она сглотнула. Руки жгло. Живот болел от постоянного кашля из-за проглоченной воды. Но мучительнее всего была жажда. Шторм налетел внезапно. Она помнила хруст мачт, крик мамы.
Мама и папа ждут ее теперь внизу.
Океан тоже ждет. Он лениво ворочается под тропическим солнцем, скользнуть в него совсем не трудно. Жара, словно горячая рука, обжигает спину, толкая в глубину. Вокруг никаких следов огромного судна. Глядя на эти спокойные пустынные воды, никому в голову не придет, что здесь произошло, кораблекрушение. Никто не придет за ней.
Но нет, руки ее не разожмутся.
Она уставилась на них. Мама так любила ее руки, руки пианистки, говорила она. «Скипидар их погубит. Надевай перчатки, когда рисуешь, Эммалайн. Не порти руки до свадьбы».
Идея замужества казалась Эмме странной. «Я надеюсь на большое приключение», – сказала она капитану вчера за обедом. Позже, в каюте, родители бранили ее. Ведь она направляется в Дели, чтобы выйти замуж, а значит, не должна говорить о поездке так легкомысленно. Ее нареченный довольно важная персона. И ей следует вести себя соответственно.
Слеза упала на руку – горячее солнца, солонее морской воды. Потрескавшуюся кожу защипало. Всегда одни и те же нежные упреки. «Ты упряма, дорогая. Мы должны направлять тебя. Ты привлекаешь внимание, твои замечания неуместны». Родители мягко бранили ее. И нередко впадали в отчаяние из-за своенравия и бестактности дочери.
Тот человек сказал, что лодку можно перевернуть. Он сам хотел это сделать. Если мужчине это под силу, возможно, и женщина справится?
Глубоко вдохнув, она подтянулась повыше. Руки ее дрожали и горели, когда она пыталась дотянуться до дальнего края шлюпки… дальше… еще чуть-чуть…
Но расстояние до другого борта было слишком велико. Силы подвели ее, и она со стоном съехала назад.
Туда, откуда начала, И закрыла глаза.
Слезы покатились быстрее, но она не разожмет руки.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1
Дели Май 1857
Джулиану бросился в глаза отрешенный вид незнакомки. Ожидание специального уполномоченного выводило его из терпения. Он вполуха прислушивался к несмолкавшей болтовне гостей, устремив взгляд на дверь. Слухи на базаре с каждым днем становились все страшнее. И если Калькутта не собирается предпринимать никаких действий, это должны сделать местные органы власти. Сегодня вечером он был намерен потребовать обещаний на этот счет.
Однако Джулиану не удавалось забыть о присутствии этой женщины. Ее неподвижность привлекала его внимание. Незнакомка прислонилась к стене в десяти футах от него. Среди гостей, которые смеялись и небрежно потягивали вино, она казалась странно обособленной. Похоже, все здесь ей наскучило. Неожиданно ее бесцельно блуждавший взгляд сосредоточился на Джулиане. У нее были пронзительно-синие глаза. Джулиан вздрогнул. Он увидел, что эта женщина не скучает, она несчастна.
Незнакомка отвела взгляд.
В следующий раз Джулиан заметил ее в зеленой гостиной, после того как специальный уполномоченный ускользнул от него.
– Почту за честь поговорить с вами после обеда, – пробормотал чиновник, – если у вас есть желание мешать дела с удовольствиями.
С досадой отвернувшись, Джулиан увидел, что незнакомка собирается пригубить вино. Встретившись с ним взглядом, она опустила бокал.
– Сэр, – спокойно сказала она, слегка присев в реверансе.
Что- то в ее в тоне подсказало Джулиану, что она слушала заключительную часть его спора с Фрейзером. Джулиан открыл было рот, чтобы ответить -леди, казалось, ждала ответа, – но она уже уходила, шелестя васильковым шелком, а он не был в настроении преследовать ее.
Когда она, миновав его, вышла в сад, Джулиан вдруг подумал, не преследует ли незнакомка его. В Лондоне, наверное, это вызвало бы его интерес. Джулиана привлекали женщины, особенно те, кто избавлял его от необходимости долгого ухаживания, однако здесь, в Индии, Джулиан благоразумно избегал мемсахиб [1]. Их мужья редко оказывались покладистыми, а самим им так наскучила жизнь в гарнизоне, что любую мимолетную интрижку они превращали в смысл жизни. К тому же о нем ходили абсурдные слухи на тему экзотического восточного эротизма, и Джулиану это порядком надоело.
Но эта женщина, казалось, не замечала его. Остановившись на краю лужайки, она с отсутствующим видом подняла руку к горлу. По саду пробежал ветерок, и шаль затрепетала вокруг плеч незнакомки. Бледные губы изогнулись в мимолетной улыбке.
Снова у Джулиана возникло ощущение, что она отделена от происходящего вокруг. Любопытно. Он присмотрелся к ней и не нашел ничего особенного. Вьющиеся волосы какого-то мышиного цвета высушены солнцем, кожа бледная. Казалось, вся жизненная энергия сосредоточилась в блеске глубоких синих глаз. Очень странный вид красоты, если это вообще можно назвать красотой. Джулиан задался вопросом; не перенесла ли незнакомка недавно тяжелую болезнь.
Он рассердился на себя за эту мысль. Женщина молода, не старше двадцати трех лет, с гладкой белой кожей, которая свидетельствовала о рутинной жизни замужней европейки. Что в ней интересного? Пока что она проводит свои дни в бунгало за чтением или рукоделием. Когда ее однообразие начнет ей надоедать, она станет воодушевлять себя рьяной верой, что английский образ жизни единственно достойный в мире.
Женщина что-то пробормотала себе под нос. Против собственной воли Джулиан подался вперед. Он не совсем разобрал слова. Ведь не могла же она сказать…
– Помои, – отчетливо произнесла незнакомка и выплеснула вино в кусты.
В саду было тихо. Подставив лицо знойному ветру, Эмма зажмурилась.
Неужели сказанное миссис Грили правда? Ее, должно быть, удивило, как безразлично восприняла новость Эмма. Конечно, неприятно узнать, что твой нареченный крутит пылкий роман с замужней женщиной. Но это полностью в духе Маркуса, таким он стал сразу после их помолвки.
Возможно, эта земля так изменила его. Сама она здесь меньше недели, но уже ощутила, как Индия захватила ее развязала язык, раскрыла глаза. Даже сейчас, когда голова идет кругом от неприятных слов миссис Грили, мягкое покачивание деревьев и крики попугаев отвлекают от мыслей. Ночной воздух ласкал обнаженные плечи – теплый, плотный, так напоенный ароматом жасмина, словно и она сама пропитана им насквозь.
Вдали замычал вол. Его, наверное, сбил с толку избыток свободы, предоставленной ему верованиями этой страны. Объясняя, почему рогатый скот блуждает по улицам, Маркус сказал, что индусы считают коров своего рода божествами, но более точного объяснения он не знал. Ему вообще свойственно пренебрегать деталями.
Взять, к примеру, этот вечер. Маркусу следовало поговорить с ней, предупредить, как ее встретят. За пять минут ей стало ясно, что местное общество настроено по отношению к ней недружелюбно, что новости о кораблекрушении и ее «постыдном» спасении сказались на общем мнении. Вместо этого Маркус отправил ее как ягненка на заклание, оставив среди злоязычных гарпий, пока сам он беседовал со специальным уполномоченным.