- Не пойму, ты его видела или нет?
- Нет, не видела. Эта информация дошла ко мне через его друзей, - нарочно видоизменила она правду в надежде отгородить Веру от нежелательного натиска Александра Фёдоровича.
- От друзей или от Веры? – всё же уточнил он.
- От друзей. А кстати, почему Вы не спрашиваете меня о Вере? Мне есть, что Вам рассказать о её проблемах. Хотите послушать?
- Нет.
- Жаль. Вот кому нужна Ваша поддержка, так это ей. Она же моложе Димы, к тому же девушка. А девушку, находящуюся вдали от родных и близких, кто угодно может обидеть. Она же, беззащитна. Кто споткнётся, тот и пнёт.
От этих слов Александр Фёдорович стиснул зубы, и было видно, что ему сейчас неприятно и даже больно. Как если б в него тыкали раскалённой кочергой.
- Вот объясните мне, - продолжила Тома, - в чём разница между одним ребёнком и другим? Почему ради одного Вы готовы весь город перевернуть, а ради другого, адрес проживания, которого Вам прекрасно известен, Вы ничего делать не желаете? А ведь Вере пришлось, ох, как, непросто все эти дни, пока Димы не было рядом с ней.
- Нечего было ей в город приезжать! Пусть бы с матерью жила в деревне. Никто бы теперь и не страдал.
- Вы меня простите, но мне кажется, Вы сейчас говорите не о страданиях Веры, а о своих. Так? – он не ответил. – Неужели Вы хотите, чтоб Ваша дочь, не получив образование, покинула город и вернулась к матери?
- Какая разница, когда она вернётся к матери? Сейчас или после учёбы.
- Напрасно Вы думаете, что Вера после учёбы уедет из города. Учится она хорошо. Думаю, получив диплом, она спокойно найдёт работу и может быть, со временем даже маму свою перевезёт в город. Вот я, например, сплю и вижу, как перетяну маму, сестру и племянниц к себе. Но для достижения этой цели мне нужно, как минимум, заработать на домик. В квартиру они точно не захотят переезжать.
Александра Федоровича совсем свело в каком-то нервном спазме. И взглянув внимательней на него, Тому осенило:
- Постойте. Так вот почему Вы ей не помогаете! Неужели это всё из-за её матери? - он молчал. – Но, так же нельзя. Вера не виновата в том, что ваши отношения с её матерью сложные. Неужели Вы не понимаете, что Ваша дочь страдает?
В её сторону метнулся суровый взгляд. Таким взглядом можно заморозить всё желание вести дальнейшую беседу. Однако Тома, сглотнув, все же подала голос.
- Глядя на Вас, у меня складывается такое впечатление, что Вы самый грозный человек, которого я когда-либо встречала. Прошу Вас, если мои слова неприятны, скажите водителю, пусть остановит машину. Я выйду и доеду домой на такси. Мне не хочется раздражать Вас своим присутствием. А молчать, извините, я не могу.
Он ответил не сразу. Сначала смотрел просто Томе в глаза, потом глубоко вздохнул и произнёс:
- Машина отвезёт тебя обратно. Я обещал, значит так и будет! Теперь, что касается Веры. Всё сложно. В какой-то степени, ты права. Но есть «НО» и оно меня оправдывает.
- Вы в этом уверенны?
Опять он глубоко вдохнул и выдохнул.
- Тома, ты интересная девушка. Честная. Добрая. Бескорыстная. Я растерял эти качества. Утратил их в процессе гонки за успехом и достатком. Поэтому мы с тобой разговариваем, отчасти на разных языках. Хочешь меня понять? А не боишься такой же чёрствой, как я, стать?
- Не боюсь. Вы заботливы к сыну. Поэтому я не верю, что Вы чёрствы по отношению к дочери. На мой взгляд, это всего лишь искусственная оболочка, созданная каким-то защитным механизмом. Вы пытаетесь не Веру оградить от себя, а себя от неё. Вот я и пытаюсь понять почему. Я понимаю, Вы можете сказать, это не моё дело. И будете совершенно правы. Но воспринимайте моё желание участвовать в жизни Веры, как простую женскую солидарность. Мне обидно за эту девушку. Хорошую. Умную. Красивую. Она нравится мальчикам. Один даже активно за ней пытается ухаживать. С ней нет матери. Та далеко. И хотя у Веры есть подруги, которые могут помочь советом, но нет с ней её родных. Раньше хоть Дима, был опорой. А теперь он лишь деньги передаёт. А Вере и моральная поддержка нужна. Поддержка семьи. А её нет. Ни семьи, ни поддержки. А ведь это так важно чувствовать, что ты не один. Вы со мной согласны?
Он не ответил.
- Молчите, значит согласны. Я уже поняла, что когда Вы с чем-то не согласны – молчать не будете… И всё же я не понимаю, как можно бросить девочку на произвол судьбы? Вы поймите, она сейчас ещё Вас ждёт. Но пройдет время, год, другой, и всё. Вы окончательно утратите её. Не она Вас, а Вы её! Подумайте об этом, прошу Вас.
Тома положила свою ладонь на руку Александра Фёдоровича и робко погладила её. Через несколько секунд, на её руку легла мужская рука и слегка сжала её.
- Как бы мне хотелось, - тихо произнёс Александр Фёдорович, - чтобы Вера была хоть немного похожа на тебя.
Слегка улыбнувшись, Тома потянулась и поцеловала Александра Федоровича в щеку.
- Она похожа. Уверяю, Вас. Она похожа.
Так они и ехали, держась за руки.
Прибыв к загородному ресторану, Александр Федорович не спешил покинуть машину. Он просто сидел, молча, и держал Тому за руку. Ни водитель, ни другой мужчина, который уже вышел из машины и вытянувшись по струнке, ждал, когда щёлкнет замок дверцы, и появится возможность помочь Александру Фёдоровичу выйти из машины, не видели, что происходит сзади в салоне. Перегородка всё ещё была поднята, а тонированные стёкла не позволяли проследить за пассажирами.
Неожиданно женская рука осиротела и, не сказав ни слова, Александр Фёдорович покинул общество Томы. Дверца за ним мягко захлопнулась, а через пару секунд хлопнула ещё одна дверца и машина поехала.
Как совершенно верно догадалась Тома, её повезли домой.
***
Был четверг. День подходил к своему логическому завершению, Надежда уже упорхнула домой, а Тома закончив наводить порядок, подошла к выключателю и в один щелчок погрузила помещение парикмахерской в полумрак. Неспешно она приблизилась к двери и потянула дверную рукоятку вниз.
Меньше всего Томе сейчас хотелось идти домой. Люба, который день ночевала у Веры. Сегодня, после очередного экзамена, девочки заходили в парикмахерскую. Рассказывали, как прошёл их день и о том, что завтра планируют пойти в студенческую библиотеку, за книгами, которые им нужны для подготовки к следующему экзамену, который назначен на конец месяца.
Подумав ещё раз, что её дома никто не ждёт, Тома вышла из парикмахерской и медленно побрела домой. Поднялась на второй этаж, достала ключи от квартиры, отомкнула дверь. И тут произошло нечто непонятное ей. Кто-то грубо схватил сзади, зажал рукой рот и впихнул в квартиру. Быстро захлопнул дверь, и, навалившись всем телом, прижал к стене. Тома брыкалась и кусала руку в кожаной перчатке, но вырваться не смогла. Через пару секунд к её носу приложили мокрую салфетку со странным запахом. И картинка перед глазами поплыла.
***
Тревогу забила Надежда на следующее утро, когда, придя на работу, обнаружила, что парикмахерская закрыта. Она позвонила Томе, та не ответила. Надежда поднялась к ней домой и обнаружила, что дверь в квартиру не замкнута. С опаской Надежда вошла вовнутрь и, ахнув, тут же выскочила. Отдышавшись на лестничной площадке, она позвонила тому, кто по её мнению, в таких обстоятельствах мог думать адекватно:
- Эдуард! Умоляю, приезжай срочно! С Томой беда. Я не могу до неё дозвониться. А в квартире её такое, что и не описать.
На том конце раздалось единственное слово: «Еду»! И связь разорвалась. Телефон Эдуарда Надежда знала с того дня, как Тома ездила к Александру Федоровичу домой и сейчас она была благодарна тому случаю за то, что может ускорить процесс поиска Томы.
Эдуард приехал быстро и не один, а в компании двух мужчин, его же возраста. В руках у одного из мужчин был кейс. Надежда посмотрела на подмогу, но не успокоилась. С трясущимися руками она входила в квартиру, в которой всё было измазано краской кроваво-красного цвета. Создавалось впечатление, что тот, кто это делал, делал с помощью широкой кисти, периодически опуская её в банку с краской. Всё, по чему прошлись кистью, теперь было с красными разводами-потёками. Зеркало, вещи на вешалке. Тумбочка. Дверь в ванную, в туалет, в комнату. Кругом были следы чей-то больной психики. Обойдя квартиру, Надежда обнаружила везде одинаковую картину. Было испорчено всё. Постель. Диван. Телевизор. Книги. Пострадали даже фотографии в рамках, что стояли на полке с книгами. В ванной и кухне краску тоже не пожалели и испортили большую часть вещёй. Причём на кухне ещё и в выдвижные ящики налили краски. Как впрочем, и в комод, что стоял в комнате. Наверное, что-то ещё можно было спасти, если оттереть краску растворителями. Но основную часть вещей все же, можно было считать утраченной.