Молчан уже давно заметил растерянность сына, а потому неожиданному вопросу не удивился.
— Сказывают, что название это пришло к нам из давнины. Тогда город называли Чурнигов, а всё потому, что предки наши почитали идола Чура. Он охранял подворья от всяких бед и напастей. Ведь и поныне мы его вспоминаем, когда хотим избежать лиха, и с верою восклицаем: «Чур, меня!».[46]
Купив бочонок для воды, Молчан стал выбирать подарок для Рады и сторговал добрый лоскут яркой разноцветной материи. Довольный своей покупкой, Молчан направил лошадь к Детинцу, за его укреплениями находился Красный двор князя. Поскрипывая на неровностях мощёной булыжником недолгой улицы, вдоль неё возвышались нарядные одно- и двухэтажные каменные хоромы, телега пересекла по мостку полноводный ручей, впадавший в широкий и глубокий ров. За ним, на высоком земляном валу, возвышалась могучая дубовая крепость со сторожевыми башнями, смотревшими во все стороны узкими окнами-бойницами. Подъёмный бревенчатый мост на стальных цепях был опущен. Телега прокатила по мосту, и Молчан притормозил коня у железных ворот. Увидев на них большое металлическое кольцо, он соскочил с воза и несколько раз громко ударил кольцом в железные створы. Заслышав стук, из бойницы над воротами выглянул стражник в остроконечном шлеме. А когда Молчан объяснил ему суть дела, ворота со скрипом приоткрылись, и отец с сыном въехали на территорию княжьего града.
Только что закончилась праздничная утренняя служба. Красный перезвон церковных колоколов торжественно плыл над Детинцем, опускаясь к судовой пристани на Десне. Стлался над мирно покоившимися под белыми холщовыми парусами княжескими многовесельными ладьями и приземистыми купеческими насадами. Простирался над юркими, выдолбленными из цельного дерева, лодчонками рыбаков. Баюкался над широкой рябью реки и замирал среди необъятных далей пойменных задеснянских лугов.
Стражник указал на заезжий двор, где подобало остановиться Молчану с сыном, а сам направился в княжеские покои с известием об их приезде. Андрею же не сиделось на месте и тайком от отца, прикорнувшего в ожидании княжеского ответа, он вышел со двора. Красив и зелен был княжеский град! Сквозь густую крону столетних дубов проглядывали очертания церквей. Вокруг соперничали своей дородностью и убранством терема бояр и старших княжеских дружинников.
Его поразил вид стоявшего рядом величественного собора. Стены, сложенные из тонкого красновато-коричневого кирпича с вкраплениями чёрного камня, будто пылали в лучах восходящего солнца. Змеились по ним рыжие волнистые линии, какие-то непонятные знаки и кресты. Над всей этой замысловатой вязью возвышался большой центральный купол, схожий с вальяжной княжеской шапкой, а четыре купола по бокам словно составляли ему охрану. Необычными были западная и южная башни собора. Андрей обратил внимание на узкие слепые оконца, выложенные в два яруса в стене западной башни. Одно из них ярко освещало солнце. Он поинтересовался у проходившего мимо монаха, что это за церковь, почему у неё две башни, и для чего служат эти «окна не окна» в стене. Тот с улыбкой ответил, что это Спасо-Преображенский собор, самый старый и почитаемый в городе, а по оконцам узнают время. Солнце в определённый час освещает одно из них.[47] Из этой башни можно попасть на хоры, а другая башня — крестильня, в ней крестят новорожденных.
Расспросив подробнее о цели приезда, монах с улыбкою благословил Андрея именем святого митрополита Константина,[48] сердечно сказав, что пусть этот день останется для него навсегда памятным и счастливым. И степенно направился к стоявшему рядом храму, совсем отличному от Спасо-Преображенского собора. Схожий с неприступной крепостью, он сурово смотрел на мир узкими окнами-бойницами, расположенными в два яруса. Над его отвесными стенами, разбитыми полосами на крупные блоки, возвышался свинцовый купол.
Андрей внимательно рассматривал полуколонны на стенах, вверху они заканчивались вырезанным в камне рисунком с изображением фантастических птиц и зверей. Обёрнутые головы крылатых хищников с оскаленными пастями и хвосты, переплетённые в сложном замысловатом орнаменте, в котором затаились змеиные головы, — всё это поразило воображение подростка. Он недоумённо смотрел на чудный узор, а расспросить кого-либо стеснялся. Только узнал, что этот княжеский храм называется в память святых Глеба и Бориса.[49]
46
Гипотезы, что название Чернигова произошло от имени языческого славянского божества Чура, охраняющего жилище от нечистой силы, придерживается черниговский учёный, доктор философских наук, профессор А.В. Личковах.
47
Полукруглые ниши в стене левой башни Спасо-Преображенского собора считал солнечными часами известный черниговский художник и краевед Г.И. Петраш (1901–1985).
48
Митрополит Константин (†1159) был изгнан из Киева и последний год своей жизни провёл в Чернигове. Канонизирован РПЦ как местночтимый святой. Во времена Киевской Руси считался покровителем города. Похоронен в Спасском соборе.
49
Борисоглебский храм (первая треть XII ст.) — родовая усыпальница черниговских князей Давидовичей. Заложен Давидом Святославичем, внуком Ярослава Мудрого. Построен в романском стиле. Назван в память святых благоверных князей Бориса и Глеба, убитых в 1015 году в борьбе за власть братом Святополком, прозванным за убийство Окаянным. Первоначально храм назывался Глебоборисовским, так как князь Давид в крещении был наречён Глебом.
Дивный «черниговский зверь» на капителях полуколонн Борисоглебского храма — языческое божество южных славян Семаргл (Симаргл). Один из богов пантеона великого киевского князя Владимира Крестителя. Изображался священным крылатым псом, охранявшим семена и посевы (версия академика Б.А. Рыбакова), считался посредником между землёй и небом. В настоящее время фрагменты древних капителей экспонируются в музее Борисоглебского храма. При реставрации (середина XX ст.) заменены копиями из оргстекла.