Когда руських подвели к воротам ставки Бату, навстречу вышел найон Елдега. Он холодно посмотрел на князя Михаила и перевёл взгляд на Андрея. Ему показалось, что они уже где-то встречались, а когда вспомнил, что тот храбро бился в Чернигове, был взят в плен и за свою отвагу отпущен ханом Менгу, скривился в улыбке. Но тут же насупился и приказал, чтобы урусы сняли мечи, а князю повелел пройти обряд очищения, лишь тогда он будет допущен к солнцеликому. Об этом татарском обряде Михаил Всеволодович был наслышан, его уже проходили побывавшие до него в Орде руськие князья, но слова Елдеги неприятно кольнули сердце. Он воздел руки и воскликнул:
— Господи, дай мне силы пройти это бесовское искушение!
Затем ответил Елдеге:
— По Божьему попущению дана власть Батыю над нами, а потому ему кланяюсь. Негоже православному совершать языческие обряды, но сердце своё смиряю и пройду меж огней.
Возле двух пылающих костров пританцовывал, бормотал и бил в бубен шаман, бросая в огонь частицу от принесённых руських даров. Увидев князя, он взял его за руку и увлёк за собой. Михаил Всеволодович, собравшись с духом и шепча Иисусову молитву: «Господи, спаси и помилуй, меня, грешного!», покорно прошёл с поклонами меж огней. Возле ханского шатра шаман упал ниц перед большой войлочной куклой и дал знак князю следовать его примеру.
Михаил Всеволодович заколебался и прикрыл глаза. Пред его мысленным взором проступил лик епископа Иоанна, тот укоризненно покачал головой и внятно молвил: «Крепись, Михаил! Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Сердце князя вздрогнуло, он качнул головой, желая отогнать видение, а потом окрепшим голосом громко проговорил:
— Не возьму грех такой на душу! А посему кланяться идолу — отказываюсь!
Елдега, когда ему перевели слова князя, схватился за саблю и зло прокричал:
— Опомнись, князь урусов! Ты не желаешь уважать наши обычаи, отказываешься почтить память вождя всех вождей! Одумайся, Михаил, неужели тебе не дорога жизнь и её блага? Ты что, не от мира сего и хочешь смерти? Одумайся, безумец!
Михаил Всеволодович снял с себя плащ и бросил на землю.
— Мы живём и умираем по Божьей воле, нехристю этого не понять. Ваша душа заложена князю тьмы — дьяволу, вы безумно почитаете мертвых, превращаете память о них в идолопоклонство. Вы — слепцы, своей неправедной верой вы лишаете ваших подданных надежды. Они боятся вздохнуть полной грудью и ступить лишний шаг — всюду настигнет их кара, а потому нет у вас будущего! Мы же через смерть чтим Воскресение! Ибо алчущие Его чают жизни вечной, где никто никому не завидует, не желает гнусности своему ближнему. Даже страх смерти не отнимет у истинно верующих этого разумения!
Князя слёзно уговаривали внук Борис и коваль Андрей, чтобы поклонился этой тряпичной кукле. Говорили, что это всего лишь языческий обряд, злейшее испытание, которое послано за грехи наши. Бог всё видит, а потому простит, но князь твёрдо стоял на своём.
— Вера без дел мертва![155] А посему не отрекаюсь! — и обратился к своим спутникам. — Не проливайте напрасно слёз! Если сейчас отступлюсь, потеряю себя перед Богом, своей совестью и людьми. Помню слова отца своего духовного и вам говорю, что сейчас в руськой земле тьма, а потом будет солнце! Но чтобы оно взошло, много ещё предстоит потрудиться душой и телом, много ещё бед и страданий испытает руський народ. Вернётесь домой, расскажете всю правду о моей смерти.
Михаил Всеволодович обратил свой взор на боярина Фёдора.
— И ты, мой преданный друг Фёдор, — прощай! Для меня было большой честью жить рядом с тобой!
— А для меня, князь, будет великой честью умереть рядом с тобой! — ответил Фёдор. — Крепись, Михаил, праведный путь тернист и узок, не каждому он по плечу. Твои страдания не будут напрасны, о них ещё вспомнит Русь! Я всегда был рядом с тобой в радостях и печалях, и в сей смертный миг не отступлюсь от тебя!
Когда Елдега доложил Бату, что князь урусов отказывается поклониться Чингисхану, тот разъярился, лицо его, и без того покрытое красными пятнами,[156] стало пунцовым. Сжав кулаки и затопав ногами, он закричал, чтобы князя Михаила убили.[157]
Елдега, спеша выполнить волю хана, вспомнил о Домане. «Этот пёс убежал из Чернигова, чтобы спасти свою шкуру. И теперь верой и правдой служит нам. Князя он ненавидит, потому что отец Михаила заморил его отца в яме. Вот пусть эта собака и загрызёт его!». Он дал знак, чтобы позвали Домана. Когда тот раболепно приблизился, отрывисто бросил ему несколько слов. Доман, ощерившись и сжав свои огромные кулаки, направился к князю и боярину Фёдору. Они же, предчувствуя свою кончину, обернувшись лицом на восток, молились. Подойдя, Доман оттолкнул боярина.
157
Смерть князя Михаила Черниговского в Золотой Орде трактуется историками неоднозначно. Есть мнение, что его убили по политическим доводам. Одной из причин жестокой расправы стала неутихающая даже в условиях монгольского нашествия борьба между руськими князьями. Князья Ярослав Всеволодович и Даниил Галицкий оговорили Михаила Черниговского перед Батыем. По другой версии монголы не простили черниговскому князю попытку поднять против них западные страны. С этой целью Михаил Всеволодович послал в 1245 году на Лионский собор во Францию митрополита Петра (Акеровича), но призыв митрополита подняться на борьбу с Ордой Европа проигнорировала.