Ну точно. Уже сидит, как египетская статуэтка, и ждет – чтобы, боже упаси, не забыли покормить. Хотя уж чего-чего, а забыть покормить Пинка – это немыслимо. Обожали его Лера и Юля хором. За ум, за ласковость, за собачьи повадки – он даже тапочки приносить пытался, становясь в этот момент похожим на гигантского розового муравья, который тянет крошку с себя размером.
Лера щелкнула кнопкой кофеварки, выложила в кошачью миску порцию корма, привычным движением подхватила Пинка и сунула его к плошке – на, лопай. Кот обожал внимание.
Ну да кто ж его не любит-то.
– О, чую божественный аромат! – Впорхнувшая на кухню Юля – уже в топике, но все еще без штанов – налила себе чашку, отломила кусок круассана и, сделав первый глоток, прижмурилась от удовольствия. Ну точно, как Пинк.
Но почему самоуправство Пинка (вот хочу сидеть на столе – и буду, и ничего вы мне не сделаете!) умиляет, а Юлино – раздражает? Стоп, привычно приказала себе Лера. Дыши! На вдохе: я спокойна! На выдохе: я улыбаюсь! Это упражнение обычно помогало, но сегодня (погода, что ли, действует? или, боже упаси, возраст свое берет?) раздражение выходило из-под контроля, грозя перерасти в скандал.
Может, и в самом деле пора отселить Юльку в отдельную квартиру? И что? Остаться вдвоем с Пинком? Терзаться – не случилось ли чего с девочкой – и (самое страшное!) лезть на стены от одиночества?
С привычным вздохом отодвинув от себя соблазнительно благоухающий пакет (нет уж, никакой выпечки, возраст женщины измеряется в килограммах), Лера вытащила из холодильника лоток с обезжиренным творогом и сыпанула туда горсть изюма – чтоб придать белой размазне хоть какой-то вкус.
Во время той беременности она так же давилась ненавистным творогом – как же! ребеночку нужен кальций! иначе мамины зубы «съест»…
Трудно сказать, творог ли помог или просто организм такой здоровый, но ни малейшего влияния на Лерины зубы беременность не оказала. Да и вообще прошла на удивление легко. После того обморока на лекции у Веры Исааковны ее еще дня три мутило – и все. Никаких проблем. Даже наоборот. Летнюю сессию Лера сдавала уже изрядно «на сносях», и экзаменаторы, видимо, опасаясь расстраивать столь глубоко беременную студентку, готовы были ставить «отлично» чуть не автоматом. Вообще-то Лера и так бы все сдала (в прошлые-то сессии у нее ниже «хорошо» не бывало – без всяких там скидок на беременность), но когда тебе через полтора вопроса говорят: «Давайте зачетку!» – это приятно.
Она еще успела доехать до родного города, сочинив по дороге какую-то душещипательную историю для мамы. История, впрочем, не понадобилась. Мама только руками всплеснула:
– Да счастье-то какое! Да ох, да тебе же еще учиться три года! – И после минутного размышления решительно заявила: – Оставишь со мной. Что я, с ребенком не управлюсь, что ли? Ну, подумаешь, будет без грудного молока, ничего страшного. Ты у меня тоже искусственница – и ничего, вон какая красавица да умница выросла.
Про то, что ее не кормили грудью, Лера не знала. И, должно быть, в этом было что-то наследственное. Потому что после родов – очень легких, вопреки всем Лериным страхам, – обнаружилось, что молока у нее нет. Хоть на голове стой.
Про «хоть на голове стой» она вспомнила уже в Москве, куда вернулась к началу сентября, оставив маленькую Анечку с новоиспеченной – и очень счастливой – бабушкой. Счастьем-то сыт не будешь. Лера набрала вдвое больше дежурств, экономила каждую копейку и все отсылала матери. Та души не чаяла в Анечке, надышаться на нее не могла, баловала всячески, но Анечка росла ребенком ни капельки не капризным, тихим и послушным. Слово «надо» было для нее законом. Лера, приезжая домой на каникулы, только удивлялась. Да и на себя, если честно – тоже. Гуляя или играя с дочерью, купая ее или укладывая спать, Лера не ощущала ничего. Ну кроме разве что чувства долга: ребенок есть ребенок, о нем нужно заботиться. Нет-нет, эти заботы не были ей в тягость, ни в коем случае. Анечка ее даже радовала. Но… Лера постоянно ловила себя на мысли, что точно так же она заботилась бы о любом другом ребенке, волею судьбы оказавшемся на ее попечении. И точно так же радовалась бы – просто потому что дети вообще радуют.
Но ведь это же не просто «любой ребенок»? Это же ее, Лерина плоть и кровь! И самое главное – ведь это же ребенок Максима!
Во время ночных дежурств они сталкивались нередко, но Лера так и не решилась сообщить любимому о его отцовстве. Вздрагивала, глотала слезы, кусала губы и… и ничего.