Тогда так. Я раскрыла мешочек с деньгами и показала их парню. У того загорелись глаза при виде такого количества золота, он неуверенно протянул руку и отдернул ее, потом перевел глаза на меня:
— Его сиятельство накажет меня.
— Я поговорю с графом, — заверила я, — а теперь выполняй приказ. Приготовь лошадь и распорядись открыть ворота, тогда деньги твои.
Моя уверенность и соблазнительное сияние золотых монет окончательно сломили сопротивление конюха, и он решился:
— Слушаюсь, мадам.
Серая пятнистая кобыла была оседлана быстро, я вскочила в седло и осталась ждать в конюшне, пока откроют ворота. Я жутко нервничала, кусая губы и теребя поводья. Хоть бы все получилось! Не вернулся граф, не появилась румынская охрана, а у прочих слуг верность слову хозяина не перевесило жажду легкой наживы…
Послышался грохот разматываемых цепей, и я чуть не сошла с ума, напряжение достигло высшей точки. Казалось, ворота движутся так медленно, что этому никогда не будет конца. Но вот деревянный мост лег надо рвом. Я изо всех сил ударила лошадь ногами по бокам, она заржала, взрыла копытами землю и стремглав выскочила из конюшни. Пронеслась по двору, в несколько прыжков преодолела мост и поскакала по лугу, раскинувшемуся перед воротами замка.
Холодный воздух свободы пахнул мне в лицо.
========== Глава 8. Ветер перемен ==========
Светло-серое небо, затянутое слоем плотных облаков, казалось неизмеримо высоким после тесных коридоров замка, в котором я провела почти неделю. С утра прошел дождь, и отдельные его капли, не успевшие высохнуть, еще блестели на пожухлой желтеющей траве. В низинах между холмами таял прозрачный туман, воздух был влажен и свеж, мельчайшая водяная морось витала в нем. Все дышало осенью, похоже, рано приходившей в эти края.
Серая в яблоках кобыла мчалась через луг, постепенно спускаясь с холма, и уже развила приличную скорость, но я продолжала подстегивать ее. Крепко вцепившись в поводья, наклонилась к шее животного и полуприкрыла глаза. Ветер, свистя в ушах, проносился мимо, обтекал тело, стараясь зацепиться, но каждый раз терпел неудачу и от досады трепал мои распустившиеся волосы. Я наслаждалась стремительной скачкой, блаженством, которого так давно была лишена. Голова освободилась от ненужных мыслей, сознание стало легким и чистым как разум младенца. Мне казалось, у лошади выросли крылья, и она не бежит, а летит будто пегас над раскинувшимися просторами, растворяется в них, становится их частью…
Влага, насыщавшая воздух, быстро впиталась в платье, и я продрогла. Это заставило вернуться с небес на землю и окинуть окружающую местность более осмысленным взглядом.
Я уже съехала с холма и направлялась вдоль его подножия по заросшей дороге, ведущей к лесу, ранее замеченному мной на горизонте. Теперь он казался гораздо ближе и словно вырос, поднялся передо мной. Оглянувшись назад, я оценила расстояние, отделяющее от крепости. Уже далеко, однако с башен еще можно разглядеть удаляющуюся фигуру одинокой всадницы. Днем на зубчатой стене дежурила охрана, которая, увидев меня, могла поднять тревогу, хотя в отсутствие графа вряд ли кто из слуг решится на активные действия.
Граф… Передо мной встал образ супруга с застывшим в глазах молчаливым упреком, и на душе заскребла проснувшаяся совесть. А вдруг я была не права в своем настойчивом желании узнать правду? Ведь властный, своевольный по натуре супруг действительно привык действовать самостоятельно. Он так долго терпел мои расспросы… Терпел, потому что любит? Я потупила взгляд и окунулась в невеселые мысли. Мне вспомнилось наше знакомство, встречи, потом свадьба и все дни вплоть до приезда в Ноттингемский замок. Нет, ни в чем не могла я заметить охлаждения, ни разу муж не подавал повода для ревности. Наоборот, я всегда удивлялась той нежности и заботе, с которой относился ко мне этот непостоянный и надменный красавец. Хотя многие считали его неспособным на любовь, я чувствовала ее: в словах, в жестах, в прикосновениях. А что до ссоры… Быть может, холод в его глазах был напускным?
Однако боль от резких слов графа была еще слишком свежа, и я продолжала путь. Лес приближался, и при въезде в него мне пришлось приостановить лошадь, пустив ее шагом. Между толстыми кряжистыми деревьями вилась тропинка, но ветви разрослись так густо, что при быстром передвижении я невольно задевала их, и тогда целый град дождевых капель, так и не желающих высыхать, сыпался на меня.
Чем дальше я продвигалась вглубь заросшей подлеском чащи, тем яснее вырисовывалась моя ошибка: распсиховалась, нагрубила мужу, да еще и ослушалась его приказа. Я обижаюсь на молчание, но вдруг оно имеет под собой более серьезные основания, чем мне кажется? Быть может, таким образом граф хочет защитить меня от опасности, которой подвергается сам?
Стоп! Я резко натянула поводья, и лошадь остановилась. Тропинка давно спряталась под толстым ковром палой листвы, но я не сомневалась, что умное животное сумеет найти дорогу обратно. «Я дура! — подумала я. — Полная дура! Поддалась импульсу, эмоциям, на тот момент затмившим мой разум. Мой граф… Надеюсь, ты немного задержишься, и я успею вернуться в замок первой. Хотя тебе все равно доложат о моей незаконной прогулке. Знаю, ты рассердишься, быть может, приставишь ко мне персонального охранника. Но это ерунда, со временем ты простишь, а я постараюсь быть более послушной и покладистой женой. И впредь стану поступать умнее. Вопросы, интересующие меня, можно выведать и у прислуги, она всегда знает больше, чем ей положено, и больше, чем считают господа. Уговорить, подкупить, да мало ли способов, главное, чтобы в наших с тобой отношениях царил мир!»
Я решительно развернула лошадь и собралась было ее пришпорить, как вдруг из-за деревьев послышался негромкий свист, и на тропинку передо мной выпрыгнуло несколько человек в странных одеждах. Четверо из них схватились за уздечку, удерживая напуганную кобылу, пытающуюся встать на дыбы, пятый протянул руки ко мне. Я завизжала, но мужчина бесцеремонно стащил меня с седла и прижал к себе спиной, одной рукой перехватив пониже груди, второй зажав рот. Я дернулась, пытаясь освободиться, но он усилил хватку, а челюсть сжал так, что стало больно.
Взбрыкивающую и храпящую кобылу быстро увели, и я осталась один на один с напавшими на меня. Сердце глухо билось, отдаваясь звоном в ушах, меня трясло от страха, а здравый смысл твердил, что на сей раз я серьезно вляпалась. Оставалась еще призрачная надежда, что я попала в руки к солдатам, зачем-то прячущимся в лесу, но она стремительно таяла. По поведению и внешнему виду люди походили на обыкновенных разбойников.
Все они были одеты в некое подобие коротких балахонов с капюшонами буро-зеленого цвета, ноги обтягивали узкие коричневые штаны, заправленные в мягкие низкие сапоги. За спиной у каждого висел колчан, набитый стрелами, и длинный лук, на поясе — кинжал. Мужчины обступили меня и беззастенчиво разглядывали.
— Кто вы и как сюда попали? — спросил один из них по-английски. Голос был резок и насмешлив.
Тот, что держал меня, убрал ладонь от моего рта, позволяя ответить. Однако общаться с похитителями на их языке я посчитала унизительным и, гордо вскинув голову, произнесла по-румынски:
— Я вас не понимаю.
Разбойники переглянулись и стали переговариваться. Похоже, моя речь оказалась им незнакомой. Вдруг один из них оглянулся и что-то отрывисто произнес. Как по команде все трое расступились, пропуская вперед еще одного, судя по почтительному отношению, начальника.
Не дойдя до меня нескольких шагов, тот остановился и окинул с ног до головы оценивающим взглядом. На вид он казался совсем молодым, не больше двадцати двух-двадцати трех лет. Стройную, прекрасно сложенную фигуру облегал тот же балахон, что и у остальных, но сидевший на нем не в пример лучше. Талию перетягивал расшитый пояс-кушак темно-бордового цвета, на плечи был накинут длинный зеленый плащ. Помимо лука со стрелами на спине, на поясе висел короткий меч в золоченых, украшенных резьбой ножнах.