Снова напав на соперника, я пробил отличнейший удар снизу вверх. Он должен был надолго уложить Дубинина на настил.
Но не тут-то было. Он оказался прекрасно готов к атаке. Уклонился в сторону, чуть ли не задев головой покрытие. Затем выпрямился сам. Я и не заметил, как его правая рука вонзилась мне в челюсть.
Мгновенная вспышка, боль и абсолютная темнота.
Глава 8
Проигрыш
Такого не было, чтобы звуки совсем пропали. Наоборот, в голове раздался такой звон, будто какой-то человеконенавистник изо всех ударил молотком по рельсе.
Зрение, это да, пропало напрочь. Ничего не видно, словно я барахтался в чернильной кляксе. Ноги не слушались. Да что там ноги, я своего тела не ощущал.
Когда звон чуть утих и как будто отошел на задний план, я услышал голос рефери, отсчитывающего секунды:
— Четыре… Пять…
Слова бухали по воспаленному мозгу, как удары молота по наковальне. Что происходит? Я ощутил, что лежу на настиле ринга, как безвольная кукла.
Надо встать. Надо встать, черт вас всех раздери. Нельзя валяться, как мусор на свалке. Как гора использованного, гребаного, никому не нужного мусора.
— Шесть… Семь…
Я напряг мышцы и попытался встать. Куда там.
Тело как ватное. Я впервые за время попадания в него снова ощутил, что оно не мое. Будто напялил детские штанишки на взрослого мужика.
Надо подняться, надо подняться. Ну же, Виктор, миленький, давай.
Я замычал от боли. Разлепил глаза и увидел рефери. Навис надо мной. За ним, подсвечивая фигуру арбитра, на потолке ослепительно сиял светильник.
Глаза нестерпимо заболели от яркого света. Я поднял руку, пытаясь заслониться.
— Виктор, вставай, чтоб тебя! — это голос Лебедя, директора «Орленка». Вот только где он сам, ума не приложу.
Насчет того, чтобы подняться, я бы с радостью. Но не могу, хоть убей.
— Восемь… Девять…
Я перевернулся на живот и зрение постепенно сфокусировалось на окружающем.
Канаты, ринг. Люди, сидящие на креслах. Торжествующее лицо Козловского.
Ах ты сука, я сейчас встану и надеру зад этому, как там его… Моему противнику. Тому, кто уронил меня сюда, на настил. Ах да, точно, Дубинину.
Вот дайте только встать. Я оперся руками о покрытие и приподнял туловище.
— Десять! Аут!
Все, что случилось потом, было хуже, чем в страшном сне. Я сначала и в самом деле не мог понять, сплю я или нет.
На ринг выбежал врач, помощник организаторов, а самым последним забрался Лебедь. Врач быстро осмотрел меня, вытащил капу. Он задавал вопросы, я невпопад отвечал на них. Что-то там насчет моего самочувствия.
Убедившись, что я в порядке и могу передвигаться самостоятельно, врач дал добро на дальнейшую процедуру. Я поднялся и увидел перед собой печальное лицо Юрия Борисовича.
— Эх, Витя, — только и мог сказать он. Взял меня за шею и потряс. — Эх, Витя!
Я очумело смотрел по сторонам. Неужели это происходит в самом деле? Поглядел на Дубинина, но армеец уже отвернулся от меня. Стоял в своем углу, вытирал шею и лицо полотенцем.
Вскоре объявили победителя. Я не мог смотреть на зрителей, когда один из судей сказал, что выиграл Дубинин. Стоял, уставившись в пол. Зрители захлопали в ладони.
Как же это могло произойти со мной? Вот ведь зараза.
После объявления Дубинин пожал мне руку. Я не мог вымолвить и слова. Думал, он будет злорадно ухмыляться, но ничего подобного.
Дубинин молчал и глядел вокруг колючими серыми глазками. На меня он не обращал внимания. Потом быстро ушел, также, как и появился.
Я сошел с ринга и хотел усесться на стул, чтобы отдохнуть. В голове до сих пор гудели колокола. Навстречу мне поднялся Козловский. Тонкие губы змеились в усмешке.
— Оказывается, даже нашего непобедимого Рубцова можно положить в нокаут, — сказал он. — Ну что, прощай Мадрид, чемпион?
Юрий Борисович, хоть и опасался начальства, но все равно выдвинулся вперед.
— Не надо делать поспешных выводов, Андрей Владимирович. У Рубцова все еще впереди. Как говорится, упавшего не считай за пропавшего.
Козловский продолжал улыбаться. Он мог себе это позволить.
— Конечно, конечно. Все еще впереди. Только в будущем году, не в этом.
Последнюю фразу он, гадюка, специально произнес с нажимом. Чтобы еще раз укусить насчет чемпионата Европы.
Я передумал садиться здесь, в зале. Хер с ними, отдохну в раздевалке. Но едва я прошел пару шагов, как попал в руки врача. Он еще раз осмотрел меня, замерил пульс и сердцебиение. Посветил фонариком в лицо, заставил высунуть язык. Прописал кое-какие таблетки, если будет болеть голова. Только потом отпустил.