В их криках была слышна мольба,
Всевышнему, что разбил чужие мечты…
И видел творец отчаянье той,
Что отвергла любовь, себя погубив,
Ангел рыдала под волчий вой,
Ведь нельзя любить, душу не убив.
Ее горькие слёзы, холодным огнём,
Срывались вниз на прекрасную даль.
И не выдержав боли, священным мечом
Обрезала крылья, сбросив, как шаль.
Всевышний разгневался, но знал,
Как сладок запретный плод.
А ангел тем временем в бездну упал,
И плакал от горя небесный народ…
Вокруг царила умиротворенная тишина, нарушаемая лишь трелью соловья и сверчков. Свет луны освещал пару, что жались к друг другу, ища тепло. Казалось царица ночь тоже слушала и вспоминала ту давнюю печальную историю, произошедшую много тысячелетий назад. Голубые цветы покачивались в такт теплому ветру, который подпевал тихим звоном.
А в месте, где слёзы коснулись земли,
Возросли голубые цветы и, звеня лепестками,
Каждый рассвет о несчастной любви
Шептали сказание веками.
Однажды творец спустился в долину,
И сорвал этот дивный цветок.
Бог назвал его Лотос, тот скрывал могилу,
Где погибла его дочь. Он запомнил урок.
Прошли столетия, но всё шепчут цветы,
Как вернулся бес и в горе вырвал своё сердце,
Развеял по ветру их с любимой мечты,
И остался в долине с душой ангела навечно...
Хитана замолчала, они оба смотрели в звездное небо. Иран смотрел на умиротворённое лицо жены и думал: «Красивая, но печальная история. Как и у нас… Обещаю, ты будешь жить. Я сделаю всё для этого». Мужчина поцеловал Хитану, поцеловал нежно и со всей любовью.
***
Пару часов назад состоялась операция по пересадке донорского сердца. И Хитана, отойдя от наркоза, наконец открыла глаза. Белый потолок такие же стены, пиканье приборов, отвратный запах лекарств. «Я жива?» Зачесался нос, и она шевельнула рукой, это заметила медсестра и побежала за врачом. Пришёл Эрик, стал осматривать, спрашивать что–то.
– Где мой муж?
Дюран, что–то записывая в карточке, ответил:
– Ирана вызвали в Денвер, там произошло что–то с акциями, он навестит тебя, как закончит дела, не волнуйся.
– Ясно.
Прошло три дня. За это время приходили Ребекка с Миленой, Рик. Дочка весело щебетала про школьные будни, говорила, когда вернется папа, она ему подарит шкатулку, которую они сделали на кружке. Также звонила Ванесса. А Ирана так и не было…
Никто ничего не объяснял толком. Хита сходила с ума от неизвестности, телефон мужа был не доступен. Спустя ещё два дня, курьер принес букет голубых лотосов, в нём лежало письмо, то гласило:
Дорогая и любимая Хитана.
Если ты читаешь это – значит операция прошла успешно. Я рад. Хочу попросить у тебя прощения за то, что причинил тебе много боли в этой жизни и за то, что причиню ещё больше... Даже не знаю, как сказать, чтобы не ранить сильнее. В общем слушай.
За день до твоей операции я узнал, что фургон, в котором везли твое донорское сердце, попал в аварию. Мне предложили подождать, пока достанут другое… но тогда шанцы на благоприятный исход операции снизились бы до 40%. И я не мог допустить этого.
Прости родная, но в твоей груди бьется мое сердце. Я заранее прошёл тест на совместимость.
Еще раз прости. Вырасти Ребекку в любви и ласке за нас обоих. Вы – самое дорогое, что у меня есть. Моя мать и отец помогут вам.
И ещё, прошу, не говори никому об этом письме, по официальной версии объявят, что я погиб в автокатастрофе.
Я всегда любил вас и буду любить вечно. Я всегда буду с тобой…
Белый листок с чёрными строчками выпал из ослабевших рук. Из глаз градом покатились слезы. Хитана положила дрожащие руки туда, где билось сердце. Его сердце. Палату затопил душераздирающий крик.
Эпилог
Темноволосый мужчина открыл глаза. «Где я? Почему так темно?» Приглядевшись, рассмотрел серый потолок, повернул голову к окну, за стеклом светил круглый лунный диск. «Я что, в больнице?! Не понимаю…»
Время тикало, тишина давила, но вот в коридоре послышалась шаги, и в палату заглянула молоденькая медсестра, делавшая плановый обход. Папка с бумагами выпала у неё из рук, глаза расширились от удивления, губы сбивчиво зашевелились.
– Очнулся… Слава богам, вы очнулись! Я сейчас же позову врача, – и убежала, оставив растерянного пациента снова в одиночестве.