Когда я выстроил в саду свою немногочисленную команду для инструктажа, новичок стоял, как ни в чем не бывало, на левом фланге рядом с младшим командиром Батаговым, прошедшим со мной весь путь от пограничной заставы.
— Фамилия? — подошел я к нему,
— Шамраев!
Паренек впервые взглянул на меня с благодарностью и надеждой.
Я переписал в блокнот состав своей очередной боевой единицы. Большинство имен прежних моих соратников было вычеркнуто из этого блокнота вражескими пулями...
* * *Бой начался почти сразу, как только разрозненная колонна нашего полка переправилась через Сулу.
Мы должны были продержаться на правом берегу до темноты, взорвать мост и таким образом задержать врага еще на ночь. В темноте немцы не решатся переправлять на неизвестный им противоположный берег по крайней мере орудия и танки. Если танки нагрянут сразу, мы задержим их на час-два, пока отделенные уведут свои группки за оборонительный рубеж. Потом пропустим вражескую технику через мост, а мотопехоту отсечем и навяжем ей бой в ложбине, на подходе к мосту.
Сначала в бой вступает только та группа, на которую непосредственно выйдет противник. Вторая помогает в критический момент огнем с фланга.
Слева через большак — заслон старшины Ракитина — пять человек. Они замаскировались в прибрежной гривке камыша...
Взорвать мост поручил Батагову. Шамраеву дал задание не отрываться от Батагова — носить следом боезапас для ручного пулемета и взрывчатку.
Орава фашистов двумя группами хлынула из-за лесопосадки. Они что-то кричали, пели. Один даже пиликал на губной гармонике, повесив автомат за спину. В общем, фрицы держали себя так, будто шли на пикник или охоту.
Когда первая группа скатилась в ложбину — прежнее русло реки, мы ошпарили ее пулеметным огнем. Немцы заметались по низине, отыскивая кочки и прячась за валками несложенного сена. Вторая группа с ходу попыталась выскочить на прибрежную возвышенность, где залегли мы. Но Батагов рывком приподнялся и метнул две гранаты. Оставшиеся в живых фашисты бросились врассыпную и замерли, припав к земле.
Шамраев, подражая командиру, тоже размахнулся гранатой, но от чрезмерного усердия она перелетела через цель. Юный боец прилег поудобнее и бил по врагам из карабина.
С минуту длилась тишина. Офицер, пришедший в себя первым, что-то дважды выкрикнул. Немцы поднялись во весь рост и, разделившись на две группы, как на учении, двинулись перебежками: одни — на нас, другие — к мосту. Я догадался, что удар на меня — для отвода глаз. Десяток наступающих по открытой местности автоматчиков против двух ручных пулеметов... С этим десятком справился бы один Батагов. Но он почему-то нервничает. Постреливает изредка и делает мне энергичные знаки в сторону моста...
Действительно, расстояние между бегущими солдатами и мостом сокращалось, а Ракитин молчал.
Батагов крикнул что-то и показал на реку. Я взглянул дальше камыша, на розовевшую в лучах заходящего солнца воду, и ахнул: к тому берегу плывут бойцы. Один, два, три...
Не выдержали новички. А где же Ракитин? Может, он тоже дал стрекача? Сейчас самое время. Через минуту фашисты вступят на мост, и тогда мы окажемся в окружении.
— Назад! Назад!
Вскакиваю на ноги и в неистовстве потрясаю карабином. Проклинаю всех трусов на земле. Мое отчаяние — оно продолжалось не больше минуты — передается Батагову. Отделенный перебежкой меняет позицию: для обстрела моста. Последнее, что я вижу, — это согнутая фигурка Шамраева. Паренек словно ниточкой привязан к своему командиру — куда Батагов, туда и он...
Страшная сила валит меня наземь. Нет, это не огонь залегших в сотне метров автоматчиков. Заговорил пулемет Ракитина! Свинцовый дождь гудит у нас над головами. Я смеюсь, я готов в этот миг пасть от дерзкой пули старшины, но не в силах погасить своей радости. Отряд немцев, как единое серо-зеленое чудовище, корчится на пыльном большаке. Враги не перебиты, а расстреляны — точно, расчетливо, в упор.
Так убивают преступников.
Еще не затихли стоны раненых, а Ракитин с ручным пулеметом выбежал на дорогу, чтобы атаковать врага.
— Ура, Ракитин!
Это бегут за Батаговым мои бойцы. Их осталось пятеро. Я тоже бросаюсь в ложбину. Уцелевшие гитлеровцы перебежками отходят к лесопосадке.
За Батаговым, словно ртуть, — маленький упругий Шамраев. Он тоже стреляет и кричит...
* * *Солнце скрылось за лесопосадкой, издевательски ярко осветив деревянные перила моста. Батагов не успел подорвать его. Он заделывал детонационный шнур в капсюль взрывателя, когда фашистский танк, маневрируя под огнем наших петеэровцев, очутился около моста. Батагов был перерезан пулеметной очередью. Теряя сознание, он делал Шамраеву какие-то знаки у рта, которые юный боец принял за конвульсивные движения. Шамраев наспех приткнул косо обрезанный конец шнура в полость капсюля, поджег шнур, потом взялся за Батагова. Горящий шнур мог отойти от капсюля.