Выбрать главу

— Андрейка! Мальчик мой!

А по городу, уже охваченному паникой, неслось из квартала в квартал отрезвляющее, стойкое:

— Генерал Величко собирает дивизию добровольцев! Генерал Величко здесь! Не отдадим немчуре родной город!

Жестко, ох как больно колется давно небритый отцовский подбородок. Еще жестче его слова:

— Пиши из эвакуации почаще! Помни: Родина одна у меня, и ты один...

«Разве возможно это все переложить на музыку?» — глядя отцу вслед, думал Андрей

— Ах, папка, папка, — сквозь слезы Андрей уже не различает ни ангелочков, ни решетки. — Как же это ты пропустил танки к станции Раздельной?..

Ему часто снилась эта станция. Не так станция, как поле, где дети искали спасения в пшенице... Невдалеке от Андрея прошла железная махина, сокрушая все. На смятых стеблях Андрей видел капли, похожие на алые росинки...

Алые росы — это все, что осталось от эшелона, от его детства.

Вспомнилась тетка Авдотья, отцова сестра. Высокая, как гренадер, обожженная ветрами и морозами, она больше походила на генерала, чем отец. Недаром ее избрали бригадиром в колхозе. Как теплы и ласковы потрескавшиеся от тяжелой каждодневной работы руки этой женщины! Она разобьется в лепешку, чтобы сделать приятное гостям, попотчевать своего племянника лакомым куском! Но как-то Андрей сильно рассердился на тетку Авдотью. Мальчик любил побегать за ягнятами, он кормил с рук доверчивую и смирную овцу Груньку. Грунька спокойно поднимала голову, когда мальчик окликал ее по имени. Теплыми шелковистыми губами овца собирала крошки с ладони, сопя и забавно покашливая при этом.

Однажды — это было перед отъездом Андрея из деревни — тетка заманила Груньку в сарай. Там она вместе со стариком соседом зарезала и разделала овцу. Мальчик ревел так громко, будто на сковородке жарили его самого. Овец и кур режут — это он хорошо знал. Но представив себе, как тетка Авдотья в одной руке держит корочку хлеба, а в другой нож — он проникся жестоким недоверием к тетке и долго не мог простить ей такую несправедливость.

Кажется, с того дня Андрей стал понимать, что человек сложен, не всегда такой, каким его представляешь себе. И подросши, Андрей с недоверием относился к тетке Авдотье, чем несказанно огорчал отца и ее, добрую труженицу.

«Заманить корочкой хлеба — и обухом по голове» — стало олицетворением неискренности, зла для Андрея. Сейчас вместо доброго, обветренного лица тетки Авдотьи в его памяти появилось надменное лицо фрау Бригитты, которая подала ему чистое белье, накормила сытным ужином и пожелала доброй ночи... Ночь была доброй, полной неистребимых звуков и красок детства. Но может, это и есть та корочка хлеба для овцы? Нет, Андрей овцой не будет, не будет, не будет! Он помнит слова умирающего дяди Василия в теплушке: «Держись, пока силенок хватит!»

«Ах, если бы сейчас в этом бетонном подземелье, хотя бы где-то за стеной, был дядя Василий, — с отчаянием думал Андрей. — Он обучил бы меня тюремной азбуке... Он все может, этот легендарный человек...»

Каким только ветром прибило в их колонну за Яссами этого страховидного от долгих скитаний человека с перевязанной рукой! Дядя Вася умел раздобыть огня, чтобы на коротком привале вскипятить воду в консервной банке, знал, какую траву надо приложить к закровяневшей мозоли на ноге, умел шуткой подбодрить падающего от усталости человека. Даже в вагоне, в кромешной темноте, нащупал и одной здоровой рукой отодрал некрепко прибитую доску... Двое парней и девушка ушли в карпатские леса... На свободу!..

Дядя Василий помог женщине отбиться от назойливого охранника, когда тот пытался забрать у нее ребенка. Зато как жестоко избивали дядю Васю конвойные! Разве мог Андрей спокойно наблюдать это? Он кинулся на краснощекого фельдфебеля и стукнул его головой в подбородок так, что тот выронил автомат. Поваленный рядом с дядей Васей, Андрей закричал в отчаянии:

— Ух, гады! Все равно папа отомстит за нас! Он пошлет сюда целую дивизию!

Казалось, никто не обратил внимания на этот выкрик. Но уже через минуту дядя Василий, скривившись сильнее, чем от физической боли, проговорил с укором:

— Промашку ты дал, сынок... Пакость они через тебя могут отцу сотворить. Жидок ты еще супротив такого зверья. Но держись, покуда силенок хватит... Все держитесь, кто где может! — закончил он, обращаясь к своим попутчикам по эшелону.